Т а р а н т о г а. Какой вы национальности?
Г о с т ь. Не понимаю. Нацио… что?
Т а р а н т о г а. Вы ще-то жили постоянно. Где?
Г о с т ь. Нет, я нигде постоянно не жил. Скучно. По происхождению я магуранин, если вы это имеете в виду.
Т а р а н т о г а. Что такое Магура?
Г о с т ь. Такая киприада на Марсе.
Т а р а н т о г а. Оставим это пока. Что вы, собственно, делали там, откуда прибыли?
Г о с т ь. Ничего особенного. Немножко ментенил.
Т а р а н т о г а. Что эго означает?
Г о с т ь. Вы не знаете, что это такое?
Т а р а н т о г а. Может, вы мне продемонстрируете?
Г о с т ь (оглядывает комнату). Да ведь тут нет ни одного нисика.
Т а р а н т о г а. Что такое нисик?
Г о с т ь. Маленький нис. Переносной.
Т а р а н т о г а. А для чего он служит?
Г о с т ь. Ну, как же? Для ментенья. У меня были неплохие результаты, я доходил до семнадцати наргов на один абстрих.
Т а р а н т о г а. Покажите мне в общих чертах, без нисика.
Г о с т ь. Нет, это чувствуется. Это нюхают. Руки вкладывают в нисик. Вот так. Там есть такие выпуклости… Перебирают пальцами и тоща ментят, по братнице.
Т а р а н т о г а. Так это искусство? Или спорт? Домашнее занятие? Работа?
Г о с т ь. Нет, я только так… для удовольствия. Но, пожалуйста, не будем о ментенье! Ведь я же прошу войти в мое положение! Я выскочил из хронобуса, это строго запрещено, из этого может такая глея выйти, прямо не знаю!
Т а р а н т о г а. Как выглядел этот хронобус?
Г о с т ь. Вы хронобус не видали? А, правда, у вас, наверно, другие, старые модели. Он похож на лепешку, круглый такой, вроде как две вместе сложенные тарелки, только очень большой и вверху временница.
Т а р а н т о г а. Летающая тарелка?
Г о с т ь. Мы говорим — хронобус.
Т а р а н т о г а. Ина таких хронобусах у вас устраивают экскурсии в прошлое?
Г о с т ь. Да. Но нельзя выходить. Даже ногу нельзя наружу высунуть. Чтобы чего-нибудь не изменить или как там? Толком не знаю. Во всяком случае, запрещено.
Т а р а н т о г а. Скажите мне, какие важные исторические события произойдут до конца нашего столетия? Сейчас двадцатый век. А что будет делаться в двадцать первом?
Г о с'т ь. Не знаю.
Т а р а н т о г а. Как это — не знаете?! Вы историю не изучали?
Г о с т ь. Да я часто болел.
Т а р а н т о г а. Что вы мне тут рассказываете?! Вот что, Гипперкорн или Новак, либо вы будете говорить…
Г о с т ь. Вы не нервничайте. Я скажу правду. Никому еще не говорил, но вам скажу. Когда меня записали в гип-наз…
Т а р а н т о г а. В гипназ?
Г о с т ь. Там учат всему. Когда дети спят, так им прикладывают к ушам простни, и они вшептывают, вгова-ривают понемножечку, закрепляют в памяти все, что нужно. А мне не хотелось учить ни математику, ни историю, ни орбитронику, ничего вообще, я хотел видеть во сне то, что мне понравится, как взрослые. Так я лепил шарики из глины, затыкал ими простни и так вот жил себе в этом гипназе! Вы, наверно, думаете, что я был глупый. Может быть, но зато чего я навидался во сне, профессор! Фараоном был, королем каким-то, с такой золотой шапкой, потом этим… ну… царем… Царь это называлось, да? А как уж немного подрос, так заказал себе ту планету, где десять тысяч прекрасных дам двора королевы Эпо-лисеи и ни одного мужчины! Ну, с этой-то планеты я еле вернулся, ноги подгибались, но уж нажился, так нажился!
Т а р а н т о г а. Где находится эта планета?
Г о с т ь. Как вы сказали? На самом-то деле ее нигде нет, это сны, которые заказывают. Вы выбираете из катасонни-цы — это список такой — и накручиваете, что угодно. Есть сны, запрещенные для молодежи, но я именно такие и выбирал. Знаете как? Ну, поднял крышку, под зубцы ограничителя засунул пландер моего старшего брата и накручивал, что мне заблагорассудится.
Т а р а н т о г а. Как это делается — с этими снами?
Г о с т ь. Точно не знаю. Есть Центральная, а дома — сонница, вроде этого вот (показывает на телефон), только у нее такие рожки, вот тут, на том месте, где кружок с номерами, такой прозрачный шарик; с отверстием, называется возбудильник.