— Я могу проиллюстрировать это только образно. Селеносфера ведет себя по отношению к любым чужакам как иммунная система по отношению к чужеродным телам. Антигенам. Если даже и не совсем так, то у нас нет других понятий, чтобы это уразуметь. Два разведчика, побывавшие там после вас, располагали новейшим типом оружия. Не знаю деталей, но это не было оружие ни обыкновенное, ни ядерное. Агентство хранит в секрете, что произошло на Луне, но пылевые тучи были столь велики, что их удалось заметить и сфотографировать во многих астрономических обсерваториях. Больше того, когда тучи опали, район изменился. Возникли провалы, что-то вроде кратеров, ничем не похожих на типичные кратеры Луны. Этого Агентство, конечно, не могло скрыть, поэтому молчит. Только тогда они взялись за ум и наконец-то сообразили, что чем мощнее используемые для разведки средства, тем сильнее может быть контрдействие.
— Значит, все-таки…
— Нет, не «все-таки», потому что Луна — не противник или враг, а что-то вроде гигантского муравейника. До меня дошли такие странные предположения, что и повторять не хочется. Пора заканчивать. Сидите спокойно. Пока они не растеряют остатки разума, ничто вам не грозит. Я уезжаю на три дня. В субботу, в это же время, если смогу, вызову вас. Будьте здоровы, боевой миссионер!
— Пока, — сказал я, но не был уверен, что он услышал, потому что наступила мертвая тишина. Я вынул из уха блестящую маслину и, немного подумав, спрятал в коробку с помадками, завернув, словно конфету, в станиоль. У меня было достаточно времени и материала для раздумий, но ничего больше. Прежде чем лечь, я отдернул гардины. Ночные бабочки уже улетели, видимо, привлеченные светом, льющимся из других окон. Луна плыла за облаками. «Наделали мы дел», — сказал я себе раздраженно, натягивая одеяло на голову.
На следующий день Грамер постучал, когда я еще лежал в постели, и сообщил, что Паддергорн вчера заглотил вилку. Он уже несколько раз глотал что-нибудь из столовых приборов в целях самоубийства. За ним здорово присматривают, неделю назад он проглотил рожок для ботинок. Ему сделали эзофагоскопию — рожок оказался полуметровой длины, тогда он стащил у кого-то в столовой вилку.
— Его интересуют только столовые приборы? — в меру вежливо спросил я. Грамер тяжело вздохнул, застегнул пижаму и сел в кресло рядом с кроватью.
— Нет, не только… — проговорил он на удивление тихо. — Плохо дело, Джонатан.
— Как кому, Аделейд. Я, во всяком случае, не намерен ничего глотать.
— Нет, действительно, дело дрянь, — повторил Грамер. Он скрестил руки на животе и принялся крутить большими пальцами. — Боюсь за тебя, Джонатан.
— Будь спок, — ответил я, поправляя себе подушку и подкладывая под спину думку. — Я под надежной защитой. Может, слышал о некроцитах?
Это его так поразило, что он замер, полуоткрыв рот, а его лицо без особых усилий приняло то глуповатое выражение, с которым он ходил, изображая из себя миллионера с неутоленными мечтами.
— Вижу: слышал. И о селеносфере небось тоже? А? Или ты не удостоен такой степени посвящения? А о жалкой судьбе так называемого коллаптического оружия из последних разведок, может, что-нибудь знаешь? И о тучах на Море Зноя? Нет, об этом тебе уж наверняка не сказали…
Он сидел и, посапывая, глядел на меня своими рыбьими глазами.
— Будь ласков, подай вон ту коробочку со стола, Аделейд, — с улыбкой попросил я. — Люблю перед завтраком полакомиться сладеньким…
Поскольку он не шелохнулся, я слез с кровати за помадкой и, вернувшись под одеяло, подсунул ему коробку, прикрыв уголок большим пальцем.
— Угощайся.
— Откуда ты знаешь? — наконец хрипло проговорил он. — Кто… ведь…
— Напрасно нервничаешь, — сказал я не очень внятно, потому что марципан прилип у меня к нёбу. — Что знаю, то знаю. И не только о моих приключениях на Луне, но и о неприятностях коллег.
Он опять онемел. Оглянулся, словно был впервые в моей комнате.
— Радиостанции, передатчики, тайные провода, антенны и модуляторы, да? — спросил я. — Нет тут ничего, только вот вода немного капает из душа. Видно, уплотнение сдало. Чему ты удивляешься? Или действительно не знаешь, что
Он растерянно молчал. Потер вспотевший нос. Взялся за мочку уха. За этими признаками отчаяния я наблюдал с явным сочувствием.
— Может, споем что-нибудь на два голоса? — предложил я. Помадки действительно были вкусные, но приходилось следить, чтобы их не осталось слишком мало. Облизнув губы, я взглянул на Грамера.
— Ну, шевелись, скажи что-нибудь, ты меня пугаешь. Ты боялся за меня, теперь я боюсь за тебя. Думаешь, у тебя будут неприятности? Если станешь вести себя правильно, попротежирую, сам знаешь где.
Я блефовал. Но, собственно, почему бы мне и не блефовать? Уже то, что несколько моих слов так подействовали на него, свидетельствовало о беспомощности его патронов, кем бы они ни были.
— Обещаю, что не стану называть имен и организаций, не хочу доставлять тебе дополнительных хлопот.
— Тихий… — простонал он наконец, — бога ради… нет. Этого не может быть.