Футуролог Г. Уэллс

Чтобы предотвратить подобные катастрофы в будущем, он призывал к созданию мирового правительства.

Однако реальные возможности Лиги Наций, не сумевшей противостоять грядущей новой мировой войне, разочаровали Уэллса, который одним из первых европейских писателей выступил с предупреждением об опасности фашизма в романе «Накануне» (1927).

После Мюнхенского сговора выдвинул кандидатом на Нобелевскую премию мира президента Чехословакии Эдварда Бенеша.

Впервые писатель посетил Россию в 1914 году. Он провёл в Санкт-Петербурге и Москве 2 недели. После возвращения в Англию он предложил ввести русский язык как третий иностранный в английских школах, наряду с французским и немецким.

Уэллс прибыл в Россию после революции по приглашению Л. Б. Каменева, посещавшего Лондон в составе советской делегации Л. Б. Красина.

В сентябре 1920 года у него была встреча с Лениным. В это время Уэллс жил в квартире М. Горького в доходном доме Е. К. Барсовой на Кронверкском проспекте, 23

О первом своём посещении большевистского государства Уэллс написал книгу «Россия во мгле». В ней он, среди прочего, подробно описал свою встречу с Лениным и существо различия их позиций:

«Эта тема привела нас к нашему основному разногласию – разногласию между эволюционным коллективистом и марксистом, к вопросу о том, нужна ли социальная революция со всеми её крайностями, нужно ли полностью уничтожать одну экономическую систему до того, как может быть приведена в действие другая.

Я верю в то, что в результате большой и упорной воспитательной работы теперешняя капиталистическая система может стать «цивилизованной» и превратиться во всемирную коллективистскую систему, в то время как мировоззрение Ленина издавна неотделимо связано с положениями марксизма о неизбежности классовой войны, необходимости свержения капиталистического строя в качестве предварительного условия перестройки общества, о диктатуре пролетариата и т. д.

23 июля 1934 года Уэллс вновь посетил Россию (СССР) и был принят Сталиным. Об этой встрече Уэллс писал:

«Я сознаюсь, что подходил к Сталину с некоторым подозрением и предубеждением. В моём сознании был создан образ очень осторожного, сосредоточенного в себе фанатика, деспота, завистливого, подозрительного монополизатора власти.

Я ожидал встретить безжалостного, жестокого доктринёра и самодовольного грузина-горца, чей дух никогда полностью не вырывался из родных горных долин…

Когда я заговорил с ним о планируемом мире, я изъяснялся на языке, которого он не понимал. Выслушивая мои предложения, он никак не мог взять в толк, о чём идёт речь.

По сравнению с президентом Рузвельтом он был очень скупо наделён способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нём не было и в помине.

Ленин был насквозь пропитан марксистской фразеологией, но эту фразеологию он полностью контролировал, мог придавать ей новые значения, использовать её в своих целях.

Ум Сталина почти в той же степени вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса, как выпестованы гувернантками те умы британской дипломатической службы, о которых я уже написал столько недобрых слов.

Его способность к адаптации так же невелика. Процесс интеллектуального оснащения остановился у него на точке, которой достиг Ленин, когда видоизменил марксизм.

Ни свободной импульсивностью, ни организованностью учёного этот ум не обладает; он прошёл добротную марксистско-ленинскую школу…

Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нём нет ничего тёмного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России.