В том, чтобы не существовать, были свои плюсы. Но десять минут назад Влад лишил меня главного из них. Потому что теперь Эдлена не только смотрела, но и видела меня,
– Он всегда так умничает? – мрачно уточнила она.
Забравшись на соседний стул, Влад покачал пустым бокалом.
– Я еще в отеле обратил твое внимание, какие они душки. Но кажется, тебе опять на всех срать. Не думала в новом модусе отрастить собачий хвостик? Чтобы в следующий раз наблюдательные советы точно не пропустили, как ты им верна.
– Да-да. – Эдлена скучающе поднесла бутылку к его бокалу. – Угодливая карьеристка, подобострастная служка, что годами пытается влезть в новый пантеон. Мои модусы закостенели. Мои амбиции вшиты в должностные инструкции. Я предала наши послевоенные окна, заклеенные линолеумом, и гордое побирательство по столицам Европы.
Вино оказалось десертным. Оно поднималось густо, как тесто в духовке. Когда Эдлена наполнила бокал уже наполовину, а вино все лилось и лилось, Влад широко улыбнулся:
– Ого… Балуешь меня.
– Массато две тысячи седьмого, – равнодушно ответила Эдлена. – Твое любимое.
Он попытался отвести бокал. Она не позволила, надавив на край горлышком бутылки.
– Красивая рубашка.
– Теперь ты понимаешь, зачем мне те запонки?
– Я думала, к дурацкой повязке.
– Она не дурацкая. Она как у принца.
Бокал завибрировал. Стекло скрипнуло о стекло. Чтобы испортить рубашку, достаточно было пятнышка, но то, как Влад уперся локтем в стойку и как Эдлена в ответ стиснула бутылку, обещало полноводный всплеск и липкий паводок.
Я предусмотрительно отодвинулся.
– Знаешь, почему тебя так беспокоит мой образ жизни? Потому что каждый твой новый симбиоз, как и мои попытки войти в наблюдательный совет, разводят наши модусы все дальше друг от друга. Потому что ты ничего не делаешь, Влад. Ты не желаешь усложняться. Как и тридцать, и семьдесят лет назад, ты берешься только за то, что легко, выезжаешь на примитивных манипуляциях и прячешься за своей дрезденской чумой, как за надгробной плитой. Вот почему ты не выносишь мой дом, мою работу, «Палладиум Эс-Эйт»… Я давала тебе сотню шансов на новую жизнь, но ты отказался ото всех. Тогда – что еще? За что ты мне мстишь?
Влад ответил в своем стиле. Он грохнул бокал. Со стороны могло показаться, что стекло лопнуло, не выдержав давления, но я видел, как дернулась его рука.
Эдлена, конечно, тоже видела.
– Ну надо же. – Он удивленно осмотрел зазубрины на тонкой ножке. – Какая неловкость. Малой, рассуди нас. Это сойдет за ничью?
Я был в вине. Он был в вине. По животу Эдлены расползался длинный алый полумесяц, похожий, конечно, на всплеск вина, но и на полостную рану тоже.
– Не в моих привычках расстраивать тех, у кого в руках острые предметы, – сухо ответил я.
– Кусь, – констатировал энтроп, вставая.
На пол посыпались осколки. Я тоже встал, потому что Эдлена молчала; потому что с обоих краев стойки стекали бордовые ручьи, и было крайне глупо под их венозный перестук напоминать про чудом не задетую картину.
Возле холодильника стоял держатель для бумажных полотенец. Я затупил в него, обрывая сразу по три.
– Ты не права, – наконец молвил Влад. – Мне нравится твой дом.
Эдлена безнадежно вздохнула.
– Тогда займись посудомойкой.
От звуков быта повеяло хрупким перемирием. Вернувшись с ворохом полотенец, я все же напомнил:
– Так что там с картиной?
Эдлена указала мне под ноги.
– Промокни. Остальное – дай сюда. И учти, пожалуйста. – Энтроп смерила меня предупреждающим взглядом. – Все, что говорил этот человек, Минотавр, – его личные предположения. Я не знаю, почему он думал то, что думал. Он не раскрывал источников. Но ни Госпожа М., ни любое другое полотно из моей коллекции не могут быть подтверждением его слов.
Присев, я утопил в вине салфетку и переспросил:
– Госпожа М.?
– Так зовут натурщицу. – Эдлена отошла к раковине. – Даму в синем. «Госпожа М., расшивающая покров для Змееносца» – полное название картины. Это фальсификация под Рене Дескарсена.
– Фальсификация?
– Подделка, – подсказал Влад, заглянув под стойку с другой стороны.
– Я знаю, что такое фальсификация, спасибо. Я удивился, что как коллекционер вы так спокойно говорите об этом.
– В той комнате все картины – фальсификации, – ответила Эдлена. – Представлены тремя крупными блоками: средневековые гравюры, французские художники старого режима и подделки разных эпох точечно.
– Ух ты… В таком случае это очень хорошие подделки…
– Очень. И сделал их один человек. Специалисты до сих пор не знают его имени.