– Идем, – молвил, кивнув на дверь.
Я насторожено отстранился, пропуская его первым. На пластмассовом столике лежали мелкие инструменты и веревка.
Ходил он скверно, прихрамывая. Возможно, не чувствуя одну ногу. Я шел рядом, неприкрыто крутя головой, пытаясь сообразить, откуда за нами могли следить Нимау с феями. Конечно, в темноте шансов заметить их было немного, но…
– Их здесь нет, – сказал Стефан.
Я резко остановился. Он, с огромной неохотой, тоже.
– Что ты сделал? – выдохнул я.
– Ничего. Ты все сам сделал. Для того, кто пытается сократить число жертв, ты слишком нерационален в использовании живого ресурса.
Я дернулся, и даже не к нему, а в приступе удушающей беспомощности. Потому что Стефан продолжил:
– Ники сняли их через пять километров после того, как ты вышел из машины. Они следовали за вами от кирхи. Мог бы догадаться, что использовать против меня же оружие, которое я отложил за ненадобностью, глупо.
Я с трудом подавил подступающий страх. И панику. И чувство вины, которому втиснуться уже было некуда.
– Они мертвы?
– Не знаю. Проверь потом новости. А сейчас идем.
Он завернул за угол. Я уперся ладонями в колени. Так было труднее сорваться на крик. Я прикрыл глаза, глубоко вдохнул, вспомнил, зачем вообще приехал. И, не издав ни звука, снова пошел.
С другой стороны бытовок раскинулась широкая площадка. В тусклом свете подбитого фонаря мне показалось, что это окопы. Геометрически правильные ходы, углубленные в землю, выстилала крупная металлическая сетка. Но часть ходов уже была не ходами. Часть их была тем, что, похолодев, я опознал как свежезалитые бетонные блоки. К этому же умозаключению меня подвел автобетоносмеситель, припаркованный с противоположной стороны. И я понял: фундамент.
Мы стояли у залитого до половины фундамента какого-то здания.
– Здесь слишком низко, – мгновенно среагировал я.
– По-твоему, людей, которых хотят похоронить в бетоне, ставят вертикально?
В моем представлении так оно и было. Стефан издал звук, который можно было определить как смешок чисто по контексту ситуации:
– А говорили, я не дружу с реальностью.
Я прошелся по краю забетонированной части. Заливка казалась свежей и сырой, но что-то внутри меня сразу поняло: это обманчиво. Что-то знало, что бетон уже схватился; да, не до полного застывания, да, еще можно попробовать, но что, что именно пробовать – идти вброд, разбавлять констистенцию, – я не понимал.
Я глянул на Стефана, оставшегося у незалитой части.
– Если никто не должен знать, где ты ее спрятал, зачем показываешь мне?
Он промолчал. Я снова посмотрел на бетономешалку. В конце концов, подумал, подменяя знания физики тем, как ее изображают в кино: без пяти минут поздняя осень – неприятное время для строительства. Температура. Влажность. Всякое такое.
– Ты убьешь меня? – после паузы спросил я.
Стефан молчал.
– И мою контрфункцию?
– Так это устроено.
С края заливки лежал кленовый лист. Его принесло совсем недавно. И я подумал: было бы здорово дотянуться, дернуть за черенок и посмотреть, что окажется в моей руке, а что достанется бетону.
– Ждешь реавторизацию? – спросил Стефан все так же издалека.
Я смотрел на лист и думал только про лист, надеясь, что в моих мыслях вместо ответа на его вопрос, и вопроса на его вопрос, будут лишь желто-красные осенние вихри.
– Что ж, – обронил Стефан. – Ночь длинна.
Я украдкой выдохнул. Он повел плечами. Не выразительно, а как будто замерз. Я знал, что он знал, он знал, что я знал. Смысла блефовать не было, так что я вернулся к нему и спросил прямо:
– Это значит, я не дождусь?
И, потому как за пару мгновений, что мы неподвижно смотрели друг на друга, случилось куда больше, чем казалось со стороны, и все снова изменилось для нас обоих – для нас троих, – я рванул вперед и ударил.
На миллисекунду позже него.
Секундомер начал вычитать: единицы из десятков, время из времени. Руки Габриэль снова принадлежали ей, и, отпрянув от экранов, она измученно протерла лицо. Она не знала, сколько уже повторялась: в том, как, стиснув зубы, ваяла новые сцепки, как, пошатываясь, уходила искать тьму. Неважно, бежала Габриэль или плелась, ей никогда не удавалось накопить сил к следующему кругу. Она не сомневалась, что скоро это аукнется. Возможно, что прямо сейчас.
Едва Габриэль ступила в темноту, темнота дала ей в нос. Буквально. Повалила, смещая плоскости, и приставила что-то металлически холодное ко лбу.
– Завязывай, – вдавила жестко, знакомым жестом и голосом.
– Да без б, – выдохнула Габриэль. – Хоть отдохну.
Темнота ударила металлом, холодом и усталым презрением и поволокла Габриэль далеко-далеко, как волки в народных сказках.