В минивэне помимо нас были еще три феи. Одна вела, две другие сидели на последнем ряду и уже минут десять гадали, что за стук в задней части сопровождает каждую неровность на дороге. Я полагал, что это колесо и что совсем скоро из-за него мы остановимся. Потому что мне нужно было совсем в другую сторону. Только я еще не знал, в какую.
– Тогда, по новому плану, – продолжила Нимау, – мы находим его. Созерцаем издалека. После ты зовешь меня. Я указываю, где все случилось, до последнего колышка. Особенно если по приезде мы обнаруживаем сырой бетон.
Я кивнул, глядя в окно. Судя по координатам, изредка прилетавшим от Дедала, Стефан уже десять минут находился на одном месте. «Хм», – обронила Нимау чуть раньше, вбив цифры в навигатор.
– Национальный заповедник. Асфальтированных дорог и обзорных площадок больше, чем лесов.
Замечательные новости от будущего меня будущему Адаму.
– Или… Если мы успеем до того, как Стефан зальет бледное умертвие хотя бы наполовину, можем разыграть численный перевес. Попробовать перехватить ее. А после доставить куда скажешь.
Я наконец вернулся мыслями в салон:
– Если бы кто-то из вас мог сделать это, в списке были бы ваши имена, а не мое.
Она разочарованно вздохнула. Я покачал головой, снова отвернулся к окну и озвучил то, в чем убедил себя еще в кирхе:
– Сделай так или не делай так – нас убьет своим решением не один, так другой. Все происходящее – затянувшийся срач между Стефаном и Хольдом. Какая разница, кто из них прав, если они сошлись в главном: троицу не пересчитать? С меня хватит. У каждого своя оптимизирующая функция. Выяснять, кто из них правее, – не моя.
В днище снова что-то ударилось. Кузов развинченно вильнул, и фея на водительском сиденье ударила по тормозам. Минивэн прижался к обочине. Я молча встал и потянулся к ручке дверцы.
– Ты уверен? – уточнила Нимау мне вслед.
– Я сделал все, что мог. Теперь я нужен своей контрфункции.
Я вышел и огляделся. Минивэн остановился метрах в десяти от развязки. Высокий синий щит режиссировал повороты. Направо – аэропорт. Налево – город. Вперед – все то же окраинное полугородье, вперемешку с лесами, болотами, развалинами и кирхами. Некоторое время я бездумно глядел на редкие машины, скользящие по многоуровневой асфальтовой петле. Затем сделал шаг. Нога весила тонну. Я сделал еще один. Он оказался таким же неподъемным. Я знал, что облегчил себе выбор, превратив реальность в схематичное уравнение, игнорируя тот факт, что застрявший между двумя сторонами знак равенства – целая чужая жизнь. Которая была мне важна. За которую мы так долго боролись. Но я…
Я не мог.
Я должен был идти. Найти Кристу. Дать ей найти себя. Остальное не имело значения. И я шел. Смотрел на ноги, ведущие меня навстречу неизбежной нашей случайности: к спуску с развязки в сторону города, на какой-то дубль, дубль дубля, мимо пустых обочин и перьевых облаков тумана, растворявших горизонт.
Над головой застыла мраморная плита неба. Я шел против движения, но машин из города почти не было. Вскоре начались деревья. Довоенная, окольцованная белой полосой аллея, тянущаяся вдоль дороги, из тех, что оптимисты считали достопримечательностью, а пессимисты – причиной частых ДТП. Хольд как-то сказал, что большинство аварий с одной жертвой, въехавшей в дерево, на самом деле самоубийства. Теперь вот повторил, уже в моей голове. Потому что, выйдя из аллеи, я заметил мчащуюся навстречу черную пассату. Дорога чередовала неровности, и они должны были сбивать скорость, но машину уже поглотил знакомый водоворот инерции. Она не остановится, понял я.
Все это уже происходило.
Пассата пронеслась мимо. Я обернулся на звук визжащих тормозов. Не долетев до деревьев, автомобиль дернулся. Из-под колес повалил пар. Вслед за ним брызнула резиновая стружка плавящейся шины, и пассата, крутанувшись, перекрыла дорогу. Так и замерла.
Все стихло. Даже эхо эха. Я хотел подойти, а еще – отвернуться. Узнать, все ли в порядке, но куда сильнее – уйти. Так что, когда открылась водительская дверь, я стоял там же, где прежде. Никто не вылез. Я тоже ничего не предпринимал. Нашему бездействию внимали, дорога – пусто, деревья – молча. Я не узнал машину. Не разглядел водителя. Но все равно знал: это она.
Это
Наконец я увидел свитер. Горчичный. Почему-то я всегда замечал ее одежду раньше лица. Растянутый ворот оголял плечо и поперечную полосу от ремня безопасности, такую темно-красную, что совсем скоро синюю.
Лицо, в отличие от свитера, я признал не так быстро. То есть, да, это была Криста, и она приближалась, пошатываясь, с паузами длиннее, чем требуется шагу. Но в глазах ее стояла чернота. Зрачки расширились настолько, что поглотили радужку. Боль, с патологоанатомической отстраненностью подумал я. Еще, может, наркотики.