Фулл сайз. Только не в меня

– Сука, – чужой крик, подхлестывает посильнее чем звучащий следом выстрел. Нет, нас уже не видно, и стреляют не в меня. Но я понимаю, что не успею укрыть девочку и предупредить ее отца. Несусь к выходу из дома. На улице больше шансов у нас. Но как я буду жить, зная, что человек которого я люблю, скорее всего сейчас умирает? А я ничего не сделала для того, чтобы его спасти. Просто сбежала. Да, мать его, я люблю Ярцева, и у меня больше нет сил скрывать это от себя и от всего мира. Конечно, он никогда бы не стал моим. Но я бы знала, что он живет где-то рядом, и была бы счастлива этим. Не могу без него, он нужен мне. Эти двое людей большой и сильный и маленькая беспомощная девочка, чужих и недосягаемых, стали мне семьей. Слезы слепят, сердце выламывает кости в грудине. Маришка в моих руках тихо поскуливает. Куда бежать, если никому не веришь? Где укрыться? Где спрятать мое рыжее солнышко? Нет ни одного ответа у меня.

– Вера, мамам Вера, – голос малышки меня выводит из состояния странного ступора. Оглядываюсь по сторонам и не понимаю, где нахожусь. Вокруг деревья, темнота, снег. Ноги в дурацких тапках явно заледенели, но холода я не чувствую. Слышу шум машин в отдалении. Надо собраться силами и идти туда искать спасения.

– Что малыш? – стараюсь говорить ровно, чтобы голос не дрожал, но девочка очень хорошо чувствует мой страх.

– Папы нет больше, да?

– Ну что ты? Он никому не позволит себя победить. Твой папа…

– Ты врешь. Я ведь знаю, – малышка не плачет. Ее взгляд так и остается пустым и безучастным. И это пугает меня до одури. Падаю на колени перед девочкой, которая безжизненно лежит на земле. Не помню когда и зачем я разжала руки. Наверное от бессилия побоялась ее уронить. Теперь нужно идти. – Дядя Игорь и мама там были. Но ведь они же не могут быть злыми. Они же семья.

– Маришка. Что ты такое говоришь? Что? Кто там был? Детка, помоги мне.

– Мама и дядя Игорь, – шепчет девочка. Больше мне не удается добиться от нее ни одного слова.

Машину удается поймать почти сразу. Мужчина, сидящий за рулем испуганно смотрит на меня в зеркало заднего вида. Я представляю, как выгляжу сейчас, но мне плевать. Маришка спит у меня на коленях. Испарина на лобике и пунцовые щечки малышки мне совсем не нравятся.

– Девушка, что случилось с вами? Может в больницу малышку отвезти. Да и вам не помешает осмотр, – наконец нарушает молчание добрый самаритянин. – Я еду в соседний город. Там ЦРБ.

– Да, пожалуй. Моей дочери плохо, ей нужна помощь. Только мне нечем заплатить вам, – сквозь слезы лепечу я, чувствуя ледяной холод исходящий от моей малышки. Мне страшно за мою девочку, больно до безумия от горького чувства утраты того, кто так и не стал моим. И от того, что я не смогла его спасти. Но я все же лелею надежду на маленький шанс, что Макара не смогли застать врасплох мерзкие убийцы, которых он считал своей семьей, любил наверное и содержал.

– Эх, девочка, ты совсем что ли в людей не веришь? – открыто улыбается спаситель.

– Не верю, – шепчу в ответ. – Больше нет.

Нас принимают нехотя в больнице. Без документов, денег и похожие на бомжей девочка и женщина с безумным взглядом никого не интересуют. Лишь состояние Маришки смягчает сердца заспанного персонала. Ее у меня забирают. Буквально вырывают из сведенных судорогой рук, и от этого хочется кричать и биться в стены, но сил у меня нет даже на это. Тупо пялюсь в маленький телевизор, висящий на стене приемного отделения, просто для того, чтобы не сойти с ума. Но то, что транслирует крошечный экран, совершенно лишает разума. На нем полыхает пожаром знакомый дом. Звука нет, но мне и не нужно ничего слышать. Я и так все знаю. И не представляю, как жить дальше, и что говорить маленькому солнышку, которое здесь где-то за стенкой, борется за свою жизнь. Но я ее сберегу, обязательно. Слышишь. Макар, я тебе клянусь.

– Девушка, ваша дочь… Эй, вы в порядке? Зина, скорее сюда, нашатырь неси.

Я не вижу ничего вокруг, погрузившись в боль с головой. Она пульсирует в пространстве, разбивая мир, который не станет больше никогда прежним.

– Что с Маришкой? – наконец выдавливаю я из себя слова, которые звучат безжизненно, но меня немного выводят из сумрака.

– Переохлаждение очень сильное. Холодовая травма. Требуется переливание… Вы слышите?

– Так переливайте. Спасите мою девочку. Умоляю. Спасите, – шепчу я.

– Нужны документы. И кровь. У нее кровь редкая. Мамочка вы слышите. У малышки четвертая, отрицательная. У нас нет просто такой. Это маленькая больница. И еще, я вынуждена буду сообщить о вас в полицию. Слышите?

– Спасите ее. Я обещала ее отцу, что сберегу. Обещала. Спасите, не позвольте девочке умереть. Кровь, моя кровь. У меня такая же, – словно в бреду умоляю, опустившись на колени перед испуганной женщиной.

– Но, у вас документов нет. Вы понимаете? – женщина кладет мне на голову руку. И я вдруг понимаю, что она спасет нас. Человеку надо верить хоть кому-то. Может я полная наивная идиотка, но я верю этой незнакомой мне, серьезной красавице, в глазах которых читаю ум и жалость.