Я сижу привалившись спиной к неудобной диванной спинке и рассматриваю интерьер ветеринарной клиники: белые стены, белая мебель, белый пол. Все белое, разбавленное металлическим блеском хрома и картинками с изображением жизнерадостных «кошечек-собачек» заключенных в стеклянный плен дорогих фоторамок. Холл лечебницы больше похож на фойе современного дворца, и пахнет в ней не страданиями четвероногих, а дорогим ароматизатором, кофе и роскошью. Как и все, что окружает Макара Ярцева. Этот мир чужой для меня, а Маришка чувствует себя прекрасно.
– А у тебя был когда-нибудь котенок или песик? – интересуется она, болтая ножками, обутыми в смешные угги, усеянные блестящими каменьями.
– Нет, – дергаю плечом. Не было у меня никого. Мама запрещала в детстве. У Славки была аллергия, когда мы начали с ним встречаться, во время беременности я боялась токсоплазмоза. А потом… Потом я боялась, что не смогу подарить спокойствие и безопасность даже животному. Что просто не справлюсь с ответственностью, и несчастный усатый-полосатый просто не выживет рядом со мной. Но разве можно все это рассказать смешной малышке, сидящей рядом в ожидании своего питомца.
– Жалко. Я не умею воспитывать котиков, – вздыхает Маришка, – а ты умеешь? Ну, котиков же легче, чем детишек воспитывать? Ты же детишек-то умеешь же? Вер, у тебя есть ребенки? У всех же тетенек есть, и у тебя должен. Ты чего, плачешь?
Слова девочки заставляют меня вздрогнуть. В груди начинает жечь застарелая боль, ищущая выхода. Я снова заталкиваю ее глубоко-глубоко, лишь бы не напугать малышку своими слезами, не травмировать.
– Я неправильная тетенька, – вымученно улыбаюсь я, прижимая к себе рыжее счастье. Чужое счастье, к сожалению. – У меня нет детей.
– Теперь у тебя есть я, и папа, и капитан Всесильный, – гладит меня по руке доверчивая куколка. Нет у меня никого. И я даже не представляю, что буду делать через неделю, когда Ярцев выгонит меня в мою пустую квартиру и такую же бесполезную жизнь.
– Ура! – кричит Маришка, срываясь с места, будто кудрявый метеор. – Папа, дай, дай мне его. Это мой котик.
Ярцев стоит возле регистратуры, похожей на космический корабль, и улыбается губастой длинноногой красотке в белом халате, едва прикрывающем шикарные бедра. Она выше его на полголовы. И каблук у ветеринарши настолько головокружительный, что если бы я нацепила такие на свои лапы, у меня бы развилась еще одна фобия – боязнь высоты.
– Маришка, стой, – зову я воспитанницу, на космической скорости несущуюся к, распустившему павлиний хвост, отцу. – Некультурно прерывать беседу взрослых.
– Некучто? – как вкопанная застывает малышка.
– Некультурно, неправильно, – запыхавшись отвечаю я, стараясь не смотреть в сторону флиртующего мерзавца, держащего в руке переноску с Маришкиным котенком.
– Неправильно так долго с чужими тетьками разговаривать. Улыбается еще, – супится девочка, и я вдруг понимаю, что она ревнует. – Смотри какие у нее брови, как гусеницы и вообще тетька эта мне не нравится. Я хочу другую маму, не такую.
– Подожди, какую маму? – непонимающе спрашиваю я.
– Ну смотри, у всех мамы есть. А у меня нету, потому что она нас бросила, – вздыхает взросло маленькая девочка, и у меня сердце пропускает удар. – Даже у Юльки с танцев мама есть, и бабушка старенькая. Она ее встречает. А меня только няни. А девчонки говорят, что я неполноценная. Вот. А если папа обженится, то у меня будет мама, как у всех. А Юлька сказала, что у меня будет злая мачеха, как у Золушки. И она меня скормит дракону.
– Эти девчонки глупые и завистливые, – перебиваю я поток детской обиды. – Твой папа никогда не сделает тебе плохо, поверь.
Я говорю уверенно, но сама не верю в свои слова. Сейчас мне хочется подойти к Ярцеву, излучающему столько обаяния, что можно решить, что он душка и милаш. Подойти и дать ему по прилизанной башке чем-нибудь тяжелым. И он видимо чувствует мое настроение, потому что оборачивается и смотрит прямо мне в глаза, с превосходством и насмешкой.
– Слушай, Вер, а может ты моей мамой станешь? – спрашивает с надеждой Маришка, дернув меня за руку. Мне кажется, что я до земли сгибаюсь от этого простого детского простодушия. Как бы я хотела быть ее мамой. Все бы отдала на свете. – Я с папой договорюсь.
– Это невозможно, – шепчу, словно в глубины ада проваливаясь. – Он меня не любит.
– Полюбит. Вот увидишь. Но ты же согласна? Правда же? Еще как в тебя папа влюбится. Я его попрошу.
– Так не бывает, детка.
– А у нас будет, – притопывает ножкой принцесса, привыкшая, что все до единого ее желания исполняются. – А сейчас, я тебе покажу, как надо правильно себя вести неправильно.
– Что ты задумала? – напрягаюсь, наблюдая за расслабленно шагающей в сторону воркующих голубков, малышкой. – Мариш.
– Спокойно. Я мильен пятьсот раз так делала, – личико ребенка озаряет хитрющая улыбка. – Вера, я пить хочу.
– Сок будешь?
– А у тебя какой? – приподнимает бровку девочка.
– Томатный, – выдыхаю, нащупав в сумке коробочку с напитком.
– Самое оно, – кивает Марина.