Позднее я узнал, что полиция и речные власти обнаружили на судне более семисот трупов, большинство детских. Работники социального обеспечения насчитали четыре с половиной тысячи живых, которые попали в больницы и пункты скорой помощи. Определить число остальных было невозможно, хотя я слышал, что с судна ушло примерно три тысячи человек, пожелавших попытаться выжить без посторонней помощи.
Вскоре после отвода судна к причалу полиция прогнала нас с моста, объяснив, что его конструкции опасно повреждены. Однако на следующий день движение по нему снова было открыто.
Вечером я узнал, что стал свидетелем первой высадки афримов.
Полицейская патрульная машина подала нам сигнал остановиться и начались вопросы о том, куда мы направляемся, и обстоятельствах, по которым мы снялись с места. Изобель пыталась рассказать о набеге на соседнюю улицу и убедить полицейских в неотвратимой угрозе нашему дому.
Пока мы ждали разрешения продолжить путь, Салли утешала Изобель, заливавшуюся слезами. Я старался не обращать внимания. Хотя я вполне разделял ее чувства и понимал сколь огорчительно расставание с собственностью подобным образом, за последние несколько месяцев мне пришлось на собственной шкуре убедиться в отсутствии у Изобель силы духа. Вполне понятно, что это доставляло немало неудобств еще когда я работал на фабрике сортировки текстиля, но в сравнении с ситуацией в семьях некоторых моих коллег по колледжу, у нас все было в относительном порядке. Я делал все возможное, чтобы сочувствовать ей и быть терпеливым, но преуспевал лишь в возрождении старых разногласий.
Через несколько минут полицейский вернулся к нашей машине и сообщил, что мы можем продолжать путь, если направимся в лагерь ООН возле Хорсенден-Хиле графства Мидлсекс. Нашим первоначальным намерением было попасть в Бристоль, где теперь жили родители Изобель.
Полицейский сказал, что гражданским лицам не рекомендуются дальние поездки по стране после наступления темноты. Большую часть второй половины дня мы колесили по окрестностям Лондона в попытке найти гараж, где бы нам продали достаточно бензина, чтобы не только полностью заправить бак, но и еще три двадцатилитровые канистры, которые были у меня в багажнике. Ничего удивительного, что уже темнело. Кроме того, мы все трое были голодны.
Я ехал по Западной авеню к Алпертону, сделав большой крюк через Кенсингтон, Фулхэм и Хаммерсмит, чтобы не оказаться возле забаррикадированных афримских анклавов в Ноттинг-Хиле и Северном Кенсингтоне. Сама главная дорога была свободна, хотя мы видели, что каждая боковая и одна или две вспомогательные дороги, пересекавшие основную через определенные интервалы, были забаррикадированы и охранялись вооруженными людьми в штатской одежде. Возле Хангер-Лейн мы свернули на Западную авеню и через Алпертон вышли на указанный полицейским маршрут. Мы увидели припаркованные во многих местах полицейские машины, несколько десятков полицейских в форме и немало ополченцев ООН.
У ворот лагеря нас снова задержали и допросили, но здесь этого следовало ожидать. Нам, в частности, задавали много вопросов о причине, заставившей нас оставить дом и мерах для его защиты на время нашего отсутствия.
Я сказал, что улица, на которой мы жили, забаррикадирована, что мы закрыли и заперли все двери в доме и взяли с собой ключи, что по соседству находятся войска и полиция. Пока я говорил, один из задававших вопросы записывал мои ответы в небольшой блокнот. Нас обязали сообщить подробный адрес и имена людей на баррикаде. Мы ждали в машине, пока полученная от нас информация передавалась по телефону. Наконец нам показали место внутри лагеря почти у самых ворот, где следовало оставить машину. Взяв личные вещи, мы пешком направились в главный приемный пункт.
Здания оказались гораздо дальше от ворот, чем мы ожидали, а когда нашли их, то очень удивились, что это были, главным образом, легкие сборные домики. На фасаде одного из них красовался раскрашенный щит с надписями на нескольких языках. Щит освещался прожектором. Надпись предписывала нам разделиться; мужчинам положено идти к домику под названием "Пункт D", а женщинам и детям – входить в этот.
– Надеюсь, позднее увидимся, – сказал я Изобель.
Она поцеловала меня. Я поцеловал Салли. Они вошли в домик, оставив меня одного с чемоданом.
Я направился в указанном направлении и нашел "Пункт D". Мне было сказано сдать чемодан для обыска и снять одежду. Я подчинился и мою одежду унесли вместе с чемоданом. Затем я получил инструкцию принять горячий душ и вымыться дочиста с мочалкой. Понимая, что это объясняется стремлением свести к минимуму риск для здоровья, я не стал возражать, хотя принимал ванну прошлым вечером перед сном.
Когда я вышел из душа, мне выдали полотенце и одежду из очень грубой ткани. В просьбе вернуть мою одежду было отказано, но мне сказали, что позднее я смогу пользоваться собственной ночной пижамой.
Я оделся и меня проводили в незатейливый зал, где было полно мужчин. Соотношение чернокожих и белых было примерно один к одному. Я постарался не показать свое удивление.