– Таня, а может, Катюша из «Желтухи» ни при чем? Вдруг не она подбила парней на безрассудный поступок? Что, если это идея самого Ивана Никифоровича или его шефа, Петра Степановича? Ходят слухи, оба они крайне недовольны твоим назначением, только и ждут, когда ты проколешься. Думаешь, почему тебе досталось запутанное дело Кауф? Я в системе не один год, пришел, когда существовала лишь одна оперативно-следственная группа, остальные бригады создавались на моих глазах. И всегда только что сформированный коллектив занимался вначале простыми случаями. Понятно почему – люди должны сработаться.
– Так что делать? – старательно сохраняя спокойствие, повторила я.
Роберт встал.
– Я уже один раз сказал. Езжай домой, отдохни. Я подумаю. Завтра после разговора с Резниковым разработаем план. Спешить нельзя, но и тянуть не следует. О’кей?
Я молча кивнула.
Ровно в одиннадцать утра Дворкин и Резников вошли в нашу рабочую комнату. После краткой церемонии приветствия я озабоченно спросила у Владимира:
– Как вы себя чувствуете? Можно пригласить нашего эксперта, он врач по образованию?
– Доктор уже тут, – заявил Дворкин, – с полным набором медикаментов.
– Я в порядке, – тихо ответил Владимир. – Перенес гипертонический криз, но сейчас давление стабилизируется. Показывайте того человека, я готов его опознать.
– Да, пожалуйста, давайте не будем вести долгие беседы, – попросил Дворкин. – Как лечащий врач господина Резникова, я хочу заявить: мой пациент очень слаб.
– Хорошо, – согласилась я. – Мы тоже не хотим медлить, а заодно и лукавить. Владимир Борисович, нам известно, что Иван и Триси близнецы.
Резников вцепился пальцами в край стола, у Дворкина вытянулось лицо. Правда, Виктор Маркович быстро пришел в себя, даже открыл рот, желая что-то сказать, но Лиза не дала врачу заговорить.
– И про веревку мы тоже знаем!
– Про какую веревку? – попытался изобразить удивление Дворкин.
– Цвета хаки, которая крепилась к пояснице на талии Ванды, – уточнила Кочергина.
– Вы ведь все, – Резников, Ванюшин, Благоев, Дворкин – были знакомы много лет, жили в одном подъезде, – мягко подхватила я. А потом в порыве вдохновения добавила: – У кого из вас Олимпиада Вирова служила домработницей?
Резников закрыл лицо руками, Дворкин вскочил.
– Мы уходим. Нас сюда заманили обманом. Боже, как я был глуп! Поверил в байку про опознание какого-то рабочего!
– И обрадовались, что можно перевалить ответственность за убийство Ксении на ни в чем не повинного человека? – возмутился Денис.
Виктор Маркович резко дернул Владимира за плечо.
– Пошли. Ни слова без адвоката. Вставай.
Но Резников продолжал сидеть.
– Давай шевелись, – приказал Виктор Маркович.
– Отстань! – вдруг выкрикнул вдовец. – Раскомандовался тут… Я больше не могу. Устал. Сейчас все расскажу, и, может, тогда кошмар, начавшийся много лет назад, прекратится.
Дворкин придал своему голосу громкости.
– Владимир находится в состоянии депрессии и принимает мощные транквилизаторы, которые мешают ему мыслить здраво. Как лечащий врач…
Резников стукнул кулаком по столу.
– Хватит! Вы всегда с нашими родителями заодно были, и вы нам всем жизнь сломали – Ксюше, мне, Алине, Ванде. Все из-за чертовых денег и сумасшествия Благоева! Третий концерт Рахманинова для фортепьяно с оркестром… Представляете, да?
Я слегка растерялась.
– Концерт Рахманинова?
Владимир заливисто расхохотался.
– Супер, да? Мать Ксюши была натуральная психопатка.
– Володя! – предостерегающе произнес Дворкин.
– Иди к черту! – взвизгнул Резников. – Ты считаешь это нормальным – требовать от тринадцатилетнего ребенка сыграть Третий концерт Рахманинова?
Виктор Маркович сделал вид, что не услышал вопроса.
– Простите, я плохо разбираюсь в музыке, – подал голос Троянов. – А что, это трудно?
Резников снова расхохотался.
– Бог мой! Невозможно! Это произведение крайне сложно технически и, что еще важнее, эмоционально. Не всякий взрослый пианист подступится к нему. А девочке-подростку концерт совсем не по зубам. Они все были психи – Алик с его коллекцией, Сергей Николаевич Благоев с патологической благодарностью Ванюшину…
– Заткнись немедленно! – резко оборвал Резникова Дворкин. – Иначе пожалеешь.
– О чем? – рассмеялся Владимир. – Все самое плохое родители уже с нами сделали. Я жил в аду. Хватит! Твоя жена, Виктор Маркович, всеми нами любимая Ангелина, она была кто, милая тетенька? А кто документы подделал?
Дворкин поднялся.
– Господа, Владимир находится в нестабильном психическом состоянии, я решительно требую прекратить беседу.
– Сядьте, – скомандовала я.
– Вы не имеете права нас задерживать! – взвился Дворкин.
Денис быстро подошел к двери, запер ее на ключ, сунул его в карман, затем подергал створку и с хорошо разыгранным недоумением сказал:
– Вау! Не открывается! Я ее ломать не стану. А если вы, Виктор Маркович, в щепки ее разнесете, придется вас арестовать за хулиганство. Вы так боитесь услышать рассказ Резникова?
Дворкин сел.
– Молодой человек, я никого и ничего не боюсь. Мне элементарно жаль своего времени, которое сейчас потратится впустую. Владимир тяжело болен, нельзя всерьез принимать его слова.