Фрунзе

— А за матушку свою не боитесь?.. — вдруг спросил Новицкий. — Ведь, насколько я знаю, она у вас где-то там, по ту сторону фронта, в Верном, кажется?.. Если Колчаку станет известно, что ее сын армией против него командует, не оставит он старуху в покое… Как вы на этот счет полагаете?

Лицо Фрунзе омрачилось. Он негромко повторил:

— Да… если известно ему станет, Колчаку…

Но тотчас же круто вскинул голову:

— Вот о чем, право, просил бы вас, Федор Федорович, мне не напоминать… Конечно, белогвардейцы могут проведать о родстве этом… Возможно, что и расправятся… Вполне возможно. Жутко представить, если теперь самой ей беды хлебнуть достанется из-за меня. Но верю, что найдутся товарищи, которые не дадут свершиться беде.

Через час расхлябанный «мерседес» повез Фрунзе и Новицкого на Ярославский вокзал. Перед отъездом на фронт обоим им предстояло сдать дела по Ярославскому военному округу.

Улицы Москвы были тоже занесены снегом. Из окон темных, насупившихся домов вырывался едкий дым. Это дымили железные печки-буржуйки. Штыками щетинились площади и улицы — Лубянка, Мясницкая… Отряды проходили обучение ускоренными темпами. Каждый день был на счету. Белогвардейские армии и интервенты лихорадочно готовились к нанесению нового, решающего удара.

Штаб Ярославского военного округа находился в Иваново-Вознесенске. Здесь все тоже понимали, что означает колчаковское наступление. Большинство фабрик бездействовало, трубы их не дымили. Но теперь речь шла уже не только о хлопке для стоящих без дела станков, речь шла о всей судьбе революции, о самой жизни для трудового народа, Советской республики…

Вечером, спустя день после возвращения Фрунзе из Москвы, люди заполнили до отказа просторнейший в Иванове Гарелинский зал. Товарищ Арсений должен был выступить с докладом. Через него Москва, Ленин должны были дать ткачам-ивановцам ответ на все их тревоги и думы.

И вот на трибуну поднялся слегка задержавшийся Арсений-Трифоныч, окрвоенком и председатель

Иваново-Вознесенского губисполкома Михаил Васильевич Фрунзе-Михайлов.

Теперь на нем были темно-зеленый френч и кожаная тужурка. В густых, подстриженных ежиком волосах виднелась легкая проседь…

Взгляд серых, глубоко посаженных глаз был сосредоточен. Арсений крепко взялся руками за края трибуны.

— Товарищи ивановцы, товарищи большевики… — начал он, и его голос сразу же заполнил зал до самых дальних углов. — Происходят события великой важности. Война империалистов между собой закончилась. Все свои силы они бросают на нас. Их ставленник — «черный адмирал» Колчак с полумиллионной армией движется на Республику Советов. Под его угрозой сейчас уже Вятка, Кострома, Нижний Новгород, а южнее — Казань, Уфа, Самара… Он стремится захватить Москву, сломить республику, вернуть те времена, когда мы с вами гнили по тюрьмам, сидели за решетками, как дикие звери, когда наши лучшие товарищи — Козуев, Громовой, Станко, сотни и тысячи других гибли на виселицах, в застенках, мостили костями своими дорогу на каторгу… Он уже восстановил в Сибири строй кнута, штыка и веревки… Отрезал нас от хлеба, хлопка, угля… Будь в его власти — он и солнце сорвал бы с неба, не дал бы и солнцу нам светить…

Фрунзе остановился, обвел взглядом затаивших дыхание людей.

— Но может ли сломить нас враг, товарищи? — в упор задал он собранию вопрос. — Сломит ли нас враг сейчас, когда есть у нас самих и красная артиллерия, и пулеметы, и броневые поезда, и даже авиация? И целые армии бойцов, хорошо знающих, за что они сражаются… Сломит ли нас враг, когда ведет нас к цели наша великая партия под руководством Ленина?.. Да когда мы и сами все яснее видим нашу дорогу… Сломит ли нас наемник империалистов Колчак, спрашиваю я вас, товарищи? Нас, только что завоевавших нашу собственную, пролетарскую, народную власть?

— Не сломит! Не сломит, черный дьявол, не сломит! — загремело по залу.

— Товарищи! Я сказал не все, — поднял Фрунзе руку, когда собрание стихло. — Центральный Комитет партии разрешил мне позвать с собой на фронт моих старых друзей-коммунаров и всех других честных бойцов, кто пожелает. Итак, кто со мной, товарищи? На Колчака, в поход за победой, жизнью, свободой!

— Все пойдем! Все!.. Сломим голову Колчаку! — забушевало опять по залу.

В ближайшие дни началась запись в полк, который был назван Иваново-Вознесенским. Ткачи горячо откликнулись на призыв своего старого друга Арсения-Трифоныча. В короткий срок была сформирована эта в полном смысле гвардейская часть. Лучшие вышивальщицы Иваново-Вознесенска любовно расшили для полка золотом и шелками боевое красное знамя.

Ткачи обмундировали свой полк с иголочки, из последних запасов обеспечили его провиантом…

Фрунзе выехал несколько раньше, чем отправился полк. Комиссаром полка он назначил Дмитрия Фурманова, невзирая ни на его молодость, ни на совсем еще небольшой партийный стаж.