Дивизия Секера ожидала смертельного боя с превосходящими силами противника и терпеливо ожидала его в Отсосовке с минуты на минуту. Посему контр-обер-лейтенант Кац и поручик Забибуллин были направлены с сотней пехотинцев в дозор к старым окопам, получив при этом самые суровые наказы поручика Слонова - при появлении неприятеля стрелять.
В хате деревенского старосты, где поселился поручик Адамсон, к вечеру собралась вся олигархия в лице поручика Слонова, адъютанта Секера услужливого, но хитрого Палыча и молодого конвоира Сережи из-под Санотряпкино, охранявшего бочки с дивизионным сидром. Корнета Блюева сюда не позвали. Недавняя контузия отбросила его умственное развитие лет на десять назад, и он стал заметно не в себе. Потому офицеры старались с ним не водиться.
Расположившись за длинным и широким дубовым столом, занимавшим почти всю горницу, они хлестали отбитый у самурайцев сидр, щедро разбавляя его водкой.
Палыч, адъютант полковника Секера, был красен лицом и уши его пылали от постоянного желания выпить. Изредка уважаемый всеми за смекалку Палыч смахивал даже на денщика - куда только девалась штабная выправка и срисованные с Секера аристократические манеры! Правда, все знали, как досталось Палычу, как много пережил он в Южной Швеции, многих пережил Палыч.
Сам предводитель и кумир офицеров - полковник Секер лежал серьезно раненый и в то же время при смерти в небольшом сарае, стоявшем неподалеку. Он бредил, а сидевшая рядом бабка-повитуха по имени Анжелика вытирала с его губ выступавшую пену. По всем признакам было заметно, что полковник плох.
Тем не менее у поручика Адамсона пили без перерыва. После шестой бутылки разговор зашел, как обычно, о женщинах.
- Помню как-то раз, это еще при адмирале Нахимовиче было, - заговорил поручик Адамсон, лениво развалясь на скамейке и закинув босые ноги на стол, - встречает меня как-то Софья, невеста прапорщика Базанова... Это когда он еще был генералом и хотел на ней жениться...
- Императрица?! - смекнул встрепенувшийся конвоир Сережа, недослышав. Был он вспыльчив и наивен как дитя - запросто мог дать по лицу и без всякого повода.
- Это я, знаешь ли, так, - вежливо ответил поручик и нахмурился. Сережу он боялся. - Я ей, значит, говорю: "Мое почтение, Софья!", а она мне: "Да виделись давеча, поручик. Базанов куда-то поехал, пойдемте, что ли, на сеновал..." - Ну и понеслось... Я ей, значит...
- Врешь, - сказал Палыч, зевая.
- Вру, - поручик послушно мотнул головой. - Все не так было, я вспомнил. Она мне: "Здравствуйте, поручик Адамсон!" А я ей - "Пойдем на сеновал, порезвимся, что-ли"... Ну, мы пошли, значит - и как понеслось!..
- Да врешь ведь, врешь, - настаивал невозмутимый Палыч.
- Вру, - согласился поручик и заплакал. - Не любят меня женщины, разве найдешь их где!..
- Да за что тебя любить? - тут же вскричал Сережа, задетый, как казалось, за живое. - Тебя же бить надо! По роже! Ногами!
Адъютант Палыч снисходительно улыбнулся, наблюдая за их трепотней. Он стащил с себя изящные, расшитые узорами, портянки и завалился на пуховой диван, доставшийся ему от толстой жены здешнего сторосты.
- Ядрена вошь! - устало промолвил он.
Потрепавшись, все снова стали пить и были уже изрядно хмельные, когда в хату влетел бывший в дозоре гусар, это был кавалерист Стремов.
- Тревога! Базановцы! По коням! - закричал он в волнении.
- Не обращайте внимания, - лениво предложил на это поручик Адамсон. Это же кавалерист Стремов! Он как напьется, так у него всегда "тревога", или пожар начинается, и всегда "по коням"... Я по себе знаю...
- Я сказал - по коня-я-ям!! - снова заорал возбужденный Стремов. Изо рта его пошла густая желтая пена.
Конвоир Сережа поднялся, перебирая руками по печке, нашарил валенок и хотел запустить им в гусара, но не удержал.
- Господа, тише, ради бога! Комдива потревожим! - жалобным голосом воскликнул адъютант Палыч, прислушивась к тяжелому дыханию своего обожаемого командира. Никакого дыхания он, разумеется, не услышал, но спустя минуту вздохнул с облегчением. Гусар со стоном обиды вывалился обратно.
Проводив его задумчивым взглядом, Адамсон решил пройтись и поискать девок, авось еще кто остался, а остальные стали играть в карты, но никак не могли вспомнить никаких правил, а Палыч все время жухал.
Вскоре конвоир Сережа набил лицо поручику Слонову, которого, кстати, все не любили, а Палыч с оглушительным зевом повалился на свой пуховой диван и сразу же захрапел. После этому всем остальным окончательно обрыдло пустое времяпровождение. Этим дело, кстати, и кончилось. Только в соседнем сарае бабка-повитуха по имени Анжелика тихонько причитала:
- Господи, боже ты мой... Придай силы господину полковнику... На кого же он нас оставит, господи боже...
46.