- Особенно хорошо жить в Париже, Машенька, - заметил Блин, открывая перед княжной двери людного места. - Хотите в Париж?
- Хочу, - простодушно ответила Машенька, на что Блин тонко улыбнулся.
Не успели они сесть за столик и пригубить из большого бокала газированного сидра, как в ресторан ворвалось все офицерье, еще не успевшее остыть от грандиозного побоища на месте дуэли Адамсона и "барона Хорриса".
Вошедшие живо расселись вокруг столика Блина, впрочем, в некотором отдалении, и терпеливо уставили свои идиотские лица и физиономии в его сторону. Это не обошло внимания Блина, но он ничуть не смущаясь, продолжал целовать Машеньке руку, сокровенно шепча ей на ухо.
- Машенька, вы были когда-нибудь влюблены? - поинтересовался он.
- О да, сударь, - еле слышно сказала гимназистка и огляделась по сторонам. Ее пожирали восхищенные взгляды. Мария-Тереза вдохновилась. Знаете, я была так влюблена, так влюблена!
Газированный сидр, как ни странно, ничуть не отрезвлял.
- Он, знаете ли, был такой молодой, красивый и в белых штанах,
на этих словах Машенька споткнулась и покраснела.
Среди тишины послышалось сопение помятого толпой Узкозадова, понимающего, что речь идет о полковнике Легоньком, бывшем в Отсосовске с Инспекцией. Поручик Бегемотов равнодушно закурил папироску, сплевывая меж своих расставленных ног. Остальные гусары, казалось, так и не переводили дыхания.
- А могли бы вы полюбить немножечко и меня? - задушевно озадачил девушку Блин.
- Ах, - покраснела Машенька.
- Ну да, мне так не везло в жизни!
- Полноте!
- Меня покинули все друзья и поклонницы, - Израиль Алексеевич зажмурился и печально закачал головой.
Машенька, между тем, снова огляделась и слегка отодвинулась от Блина, а спустя мгновение придвинулась снова, не зная, кого здесь следует опасаться больше.
- Я не смогу полюбить вас никогда!
- Позвольте... - смешался Блин, никак этого не ожидавший. - Неужели я такой некрасивый, или, может быть, я недостаточно храбр?.. Хотите, Машенька, я проколю саблей зад вон тому моряку? - взмолился Блин, кивая на адмирала Нахимовича.
Спустя мгновение он вскочил и, не взирая на испуг Машеньки, схватился за шпагу... Шпаги на интригане почему-то не оказалось.
- Боже, - прошептал Блин, медленно сползая на стул. Пальцы его стали нервно теребить вилку.
- Ну что же, сударь? - недовольно спросила, ожидавшая развлечений, княжна Мария-Тереза.
Блин с отчаянным выражением лица взмахнул вилкой и вонзил ее в гору салата. В образовавшейся тишине раздался хруст и чавканье. Запив салат стаканом газированного сидра, Блин окончательно пришел в себя после утраты своей шпаги и неожиданно привлек Машеньку к себе.
Офицеры повскакивали с мест, опрокинув поручика Бегемотова - все стремительно бросились к Блину и княжне Машеньке. Одни для того, чтобы предотватить разврат (а все знали, что Блин в этом отношении весьма скор на руку), другие же - чтобы самим участвовать в оном.
Как и следовало предполагать, началась обычная в Отсосовске попытка потасовки, которая переростала в заурядный мордобой.
Были биты лица и посуда, выставлены на бульвар все окна и двери, только три стены из семи остались нетронуты. Не скоро еще горожане смогли посетить свой любимый и единственно приличный ресторан "Либидо". Приезд Блина в Отсосовск явно не пошло одноименному городу на пользу.
27.
Грязная запыленная фура, крытая дырявым брезентом, тащилась по разбитой дороге, то и дело опасно накреняясь. На облучке сидел долговязый солдат, погоняя хромую кобылу, а в повозке лежал загримированный под поручика Бегемотова барон Хоррис, тоскливо взирая на утопающие в клубах пыли заросли гаоляна. Еще более тоскливо выглядели лежавшие по обочинам и раздетые трупы самурайцев, сделавших себе харакири во время последней схватки. На солнце ясно виднелись оголенные желтые пятки. Вдалеке за погостом слышался шум приближающегося боя.
Наконец повозка подъехала к воротам части.
- Тпру! - закричал солдат, натягивая поводья. Кобыла всхрапнула и рухнула наземь.
- Ну, что там? - спросил Хоррис.
- Приехали, ваш-выс-бродь, сдохла, - доложил солдат.
- Ах твою так! А где же моя часть?
- Да где стреляют, ваш-выс-бродь, больше быть негде.
Барон со стоном вывалился из повозки и побрел к воротам. Часовой взял ружье наизготовку.
- Стой, козел! Ты куда идешь? - не совсем по Уставу спросил он.
Барон Хоррис стал вспоминать, что в таких случаях советует отвечать Устав, и вспомнил, что в жизни не читал никаких Уставов. Не читал ничего, кроме порнографии. Тогда барон сунул ему оплеуху, часовой вытянулся в струнку.
- Виноват, ваш-выс-бродь, не признал!
- То-то! - молвич добродушно барон и вступил в расположение своего полка, без сомнения овеянного славой. Войдя в одинокие ворота, барон обратил внимание, что сараи более напоминают самурайские свинарники, чем казармы регулярной и победоносной Армии. Барон, впрочем, тут же оставил свои изыскания, и направился к здоровенному детине, стоявшему возле переносного дивизионного сортира. Когда Хоррис подошел ближе, то признал в нем ротмистра Яйцева, почему-то изрядно пьяного.