Фронтовые записки

Вот с грохотом тронулся в путь первый трактор со своей пушкой, задрожал на месте, качнулся и загрохотал наш. Развивая скорость, трактора и пушки покидали деревню. На улицах пустынно. Проводов не было.

Опять путь. Опять заснеженные поля, леса и перелески. С грохотом проходишь через деревни с сожжёнными через четыре на пятую избами, с опасением смотришь на проплывающие над головой провода, кое-где пересекающие улицу. Не задели бы! Вот и полусожжённое Шубино. Вот и Новая Деревня. У отдельных домов стоят бабы и ребятишки, смотрят молча на проносящиеся мимо тракторы и орудия с длинными, задранными вверх стволами. Скорость приличная! Тридцать-сорок километров в час делаем, пожалуй.

Как же красиво кругом! Залитые солнцем белоснежные поля, зубчатый окоём леса на горизонте, берёзовые рощи, вьющаяся дорога с четырьмя упорно двигающимися по ней всё вперёд и вперёд тягачами и пушками, и никого кругом. Солнце, мороз, воздух, снег. Хочется спать, но так качает здесь, наверху, что только в полудремоту какую-то иногда впадаешь. А тут опять разнообразит дорогу уж и не знаю какая по счёту деревня с занесёнными снегом избушками, чёрными бревенчатыми дворами и сараями на пригорках.

Деревня Холмы. Здесь оживлённо. Узнаю многих из нашей бригады. Стоят автомашины транспортного взвода. Из избы в избу быстро перебегают девушки-санитарки, знакомые лица. Однако мы проходим Холмы, не останавливаясь и не снижая скорости. Вот уже и крайняя изба. Спуск вниз: дорога пересекает поле и в километре отсюда уходит в лес.

Головной трактор с первым орудием уже мчится примерно на середине пути к лесу. Наш останавливается у стоящего перед спуском начальника артиллерии бригады майора Сорокина.

— В чём дело? Почему остановились? — спрашиваю я, ни к кому прямо не обращаясь. Майор молча показывает на небо. Мы стоим на самом спуске, в тени какого-то сарая. Невдалеке, тоже в прикрытии, остановился следующий за нами трактор с орудием, там лейтенант Осипов.

— Давай, проскочите! — говорит майор и машет рукой водителю.

Через несколько минут мы уже заполняем грохотом густой зимний лес с непомерной высоты корабельными соснами. Снежная целина просеки, несколько уже утоптанная, резко ограничивает скорость нашего передвижения. Часто останавливаемся. Уже нагнали первое орудие, сзади цепочкой выстроились третье и четвёртое. Одолевает дремота. Глаза слипаются. Ночь без сна даёт себя знать. Кто-то окликает меня снизу. Открываю глаза — снова стоит майор Сорокин. Приказывает оставить здесь маяк, чтобы указывал направление общего движения всем вслед нам идущим. Что ж поделаешь? Приказы начальства не обсуждаются. Моих ребят нет, поэтому приходится оставить здесь одного бойца из артиллерийского расчёта второго огневого взвода лейтенанта Юшина. Он спит тут же, в кузове, но так сладко и крепко, что я решаю не будить его. Назначенный мною боец с готовностью и охотой остаётся, быстро спускается вниз и прыгает в глубокий снег. Мы снова трогаемся в путь, наполняя лес неимоверным грохотом.

“Зачем приказал мне майор оставить здесь маяк? — думал я. — Других дорог, кроме этой, ещё не укатанной просеки, не видно, по-видимому, нет их. Следы движения по этому пути — отдельные бойцы, вероятно, пехотного батальона связи, повозки с лошадьми, волокуши — на каждом шагу. Зачем же маяк, спрашивается? И на какой срок он поставлен? Мне это задано не было, и я не оговорил срока оставленному. Немудрено так и потерять человека. Нет, не нужен здесь маяк”, — прихожу я в думах своих к твёрдому убеждению. Приказание это, на мой взгляд, необдуманно, лишнее.

В душе откладывается какая-то печальная, горькая льдинка...

После очередной непродолжительной остановки наши тягачи, ломая мелкий молодой осинник, разъехались по целине в разные стороны от дороги. Убедившись, что дальше двигаться наши пушки будут не скоро, я выпрыгнул из кузова в глубокий снег. Лейтенант Юшин продолжал безмятежно спать, придавив головой чью-то ногу, артиллеристы его орудийного расчёта, глухо переговариваясь, ворочались, как котята в корзине, на вещевых мешках в кузове трактора.

Я огляделся. Кругом — сплошной лес. Высокие многолетние сосны, вперемежку с низкорослым осинником и молодой берёзой. Снега — в добрую половину человеческого роста. Никакого намёка на наличие хоть поблизости открытой полянки, нужной для установки пушек, — для оборудования огневой позиции, выражаясь по-артиллерийски. Издалека, откуда-то справа, доносилась трескотня автоматчиков, перебиваемая то длинными, то короткими пулемётными очередями. Навстречу мне шёл возбуждённый и увлечённый работой наш молодой помкомбатр Трофименко.

— А тебя с разведчиками командир батареи дожидается, — обратился он ко мне, — собирается идти на передовую!

— Если я не буду знать, где и когда он будет меня дожидаться, то он может ожидать без надежды меня вовремя увидеть, — проворчал я, — ты скажи мне лучше, где будет наша огневая позиция, где думаешь устанавливать пушки?

— Здесь, — отвечал Трофименко, неопределённо махнув рукой.