Внезапно до слуха донёсся отдалённый грохот. Я прислушался. Сомнений не было: это входили в Большие Жабны наши тягачи с пушками. Да, именно наши — НАТИ-5, а не первой батареи. Ставшие уже привычными их грохот и быстрота, с какой они приближались, бесспорно, подтверждали удивившую меня мысль, что это именно наша, третья, Калугинская, батарея. Однако как же получилось, что она оказалась позади нас, как же мы обогнали её?
Мороз пробирал даже через китель, меховой жилет и две смены белья (я вышел на улицу в шапке, но без шинели). Бегом поднявшись по ступенькам крыльца, я толкнул одну дверь, вторую, и вот уже шинель на мне, подвязаны уши у шапки.
Тягачи с пушками я встретил, выбежав на улицу. Высоко в открытых кузовах сидели и лежали покрытые белым инеем наши артиллеристы. Немногие сидели на пушках, рискованно пристроившись бочком чуть ли не у самых колёс. По-видимому, заметив в тупичке повозки нашего обоза, ходко шедшие тягачи остановились, растянувшись с пушками по улице метров на двести. Я побежал к головному, в кабине которого из трёх сидящих узнал комбатра Калугина. В кабине следующего ехал второй помкомбатр Трофименко, в кабине третьего — командир первого огневого взвода лейтенант Осипов.
Когда я поравнялся с кабиной, Калугин открыл дверцу и, не вылезая из этого, вероятно, тёплого места, сказал:
— Почему не в масккостюме? Быстрей надевайте их и айда с нами. Забирай всех разведчиков, связистов и всё необходимое имущество взвода. С обозом пусть останется старшина Максимцев и ездовые. Вам там делать нечего, ваше место в боевом строю, на передовой, а не в обозе!
— Где получить масккостюмы? — поспешно спросил я, заметив, что комбатр очень нервничает. В таких случаях у него даже в одной фразе всегда обращения на “вы” и на “ты” чередовались и путались.
— На последнем тракторе, там у старшины батареи получите, — ответил Калугин и захлопнул дверцу.
Вскоре я с разведчиками и связистами своего взвода уже наряжался в новенькие белоснежные костюмы. Помогая друг другу, мы завязывали тесёмки на валенках у щиколотки, на рукавах, на поясе, на шее, у башлыка, скрывшего шапку. Забинтовал и бинокль. Полевая сумка — неразлучная спутница моя с планшетом, компасом, карандашами, разрозненными инструментами готовальни и тетрадями — оказалась под маскировочным костюмом, а кобура с наганом — даже под шинелью, на поясном ремне. Патроны к нагану в бумажных пачках и просто россыпью оттягивали карманы шинели.
В таком боевом виде, передав старшине Максимцеву командование над нашим батарейным обозом и перегрузив на тягачи имущество связи и боеприпасы, я снова появился перед командиром батареи. Ребятам моего взвода скомандовать о порядке их размещения на тракторах не пришлось: каждый устраивался как мог, так как кузовы тягачей были высоко нагружены имуществом батареи, вещевыми мешками бойцов и самими бойцами, в своих ослепительно белых костюмах под лучами восходившего из-за леса на горизонте багрового диска... Будет солнечно и морозно. А сейчас — люто морозно.
Хлопоты ли повлияли, или новая обстановка, определившая, наконец, моё положение, подействовала, но настроение моё, несмотря на бессонную ночь, проведённую в тех памятных и на редкость откровенных разговорах с незнакомым воентехником в избушке, единственную для меня ночь в этой большой ли малой деревне Большие Жабны, — я так и не успел рассмотреть её, — настроение моё сделалось каким-то ровным, покойным, радостно приподнятым, даже немного торжественным.
Наступающий яркий, солнечный день, скрипящий, укатанный снег под ногами и покрытые инеем, местами мохнатым и крупным, наши серо-зелёные тягачи и пушки, знакомые лица наших артиллеристов — всё как-то способствовало такому настроению. Себя я, естественно, не видел, но вид у меня, когда я шёл от орудия к орудию, был, вероятно, радостный, весёлый.
— Сюда, к нам! Пожалуйте к нам, товарищ младший лейтенант! — кричали мне артиллеристы.
— Погодите, приду ещё, — отвечал я на приветствия и двигался дальше, к первому орудию, около которого стоял комбатр Калугин.
— Разрешите доложить: всё готово, — сказал я, — только вот не завтракали сегодня, — прибавил осторожно. Но Калугин на это ничего не ответил.
— Садись, выбирай себе место, где найдёшь, трогаемся в путь, — сказал он, поворачиваясь и берясь за дверцу кабины трактора.
— А что за путь предстоит? — спросил я его.
— Чёрт его знает! — ответил Калугин. — Сначала на Шубино, потом на Новую Деревню и на какие-то там Холмы. А ну, по местам! — закричал он, увидя нескольких бойцов, топтавшихся около пушки, торопливо юркнул в кабину. Я быстро пошёл прочь, прикидывая, где бы поместиться.
— Давайте-ка руку, забирайтесь к нам, — окликнули меня бойцы из кузова второго трактора.
“Ох, и высоко же”, — подумал я, очутившись через несколько секунд на вещевых мешках, набросанных плотной горой в кузов, и подумывая о воротах околицы: не зацепят ли?