Фронтовик стреляет наповал

Андрей аж подскочил. Это не просто красивые картинки. Для уголовника и человека осведомленного каждый рисунок расскажет о том, за что сидел обладатель тату, сколько ходок, как себя в лагере или тюрьме вел, не ссучился ли.

А конкретно по Ныркову: колокола – отсидел от звонка до звонка, а парусник с расправленными парусами – мечты о свободе. Не простые наколки, воровские. Только на инкассаторском теле быть не должны, туда судимых не берут.

Андрей подтолкнул к женщине лист бумаги и карандаш.

– Попробуйте изобразить.

– Что вы, какая из меня художница? Я не умею.

– Хотя бы схематически.

Женщина нарисовала две ноги. На правой – два колокола, за их языки, вернее – за веревки, тянет человек. А на левом бедре – парусник, две мачты, паруса ветром наполнены.

– Ну вот, а говорили – не умеете. А шрамы на теле, рубцы – были?

– Нет, гладкое тело, уж я каждый сантиметр знаю.

– Спасибо. Подпишите внизу каждого листа. Мною прочитано, записано верно. И подпись.

Женщина расписалась, встала.

– Скажите, а что ему будет?

– От десяти лет до расстрела.

Глаза женщины наполнились слезами.

– Он не пытался выйти с вами на связь? Скажем – по телефону?

– Нет, я его уже три дня не видела.

– Если позвонит или как-то свяжется, сообщите нам. Пусть лучше сдастся. Иначе застрелим при задержании. Рано или поздно мы все равно его найдем. Страна великая, а спрятаться негде.

Женщина ушла. Андрей вскочил сразу. Где же Николай? Новость о наколках выводила на след. Сидел Нырков-то, в зоне наколки сделал. В автобиографии наврал все. Если сидел, должно быть личное дело, учетная карточка в архивах. Там обязательно будут фигурировать особые приметы. По наколкам можно определить – кто это. А Нырков – не настоящая фамилия. Документы купил или своровал. Но как он мог устроиться инкассатором? А с другой стороны – вполне может быть, что решил завязать с преступным прошлым. Раздобыл документы, устроился на работу. Мешки таскать или на стройке горбатиться не захотел. А инкассатор – при оружии, деньги рядом, душу греют. Только вопрос возникает. Если преступление замыслил, зачем два года ждал? А не замысливал, почему совершил? Вопросов много, ответов нет.

Вошел Николай, лицо озабоченное. Сразу увидел блеск в глазах Андрея.

– С дамочкой беседовал? Что нарыл?

– Нырков не тот человек, за кого себя выдает. Бывший уголовник, сиделец.

– Факты!

– Наколки на бедрах. Парусник и колокола. Тунина, полюбовница Ныркова, рисунки сделала. Можешь полюбоваться.

Николай листок взял, покрутил в руках.

– Похоже, ты прав. Выходит – двойное дно у Ныркова. Для всех – фронтовик, ранен был. Сейчас – инкассатор, можно сказать – человек честный, порядочный. Но в автобиографии о судимости и слова нет. Да и не взяли бы его в службу.

– Николай, ты начальник. Делай запрос в архив.

– Это непременно. Стало быть, куплены документы или сворованы, фото наклеено. Вот же гад!

– Характеристике – грош цена в базарный день.

– Да за бутылку водки сделали в домоуправлении. Ты объясни, откуда отдельная квартира? Ее не купишь, по документам за Нырковым числится, ордер есть.

– Ни хрена себе!

– Вот что. Я запрос в Москву, в архив сделаю. А ты в Подольск завтра, в архив Минобороны. Кто такой Нырков, где воевал, кем?

– Бумага нужна, запрос официальный. С подписью и печатью.

– Напиши, я у начальства подпишу.

На следующий день первой утренней электричкой оба опера выехали в Москву. Николай – в архив НКВД, а Андрею предстояла пересадка и в Подольск. Он вез с собой папку, изъятую в отделе инкассации. В ней фото, автобиография с подробностями. Много времени отняло согласование, допуск в архив.

– Мне в архив не надо, пусть ваш сотрудник найдет учетную карточку или личное дело. Я даже в руки брать не буду, ваш сотрудник мне покажет, – вскипел Андрей.

Время уходило, а он пока не сдвинулся ни на шаг.

В автобиографии была дата призыва и военкомат, призвавший в армию. Сведения скудные, неполные. Но все-таки сотрудники установили армию, дивизию, полк, где служил Нырков. Призывали его в 1943 году, и документы оформлены надлежащим образом. Это призванные в 1941–1942 годах, когда неразбериха была, эвакуировались сами военкоматы, а иногда сгорали от бомбежек, либо их уничтожали сами работники военкоматов.

И, наконец, сотрудница архива вынесла учетную карточку. Как только Андрей взял ее в руки, не поверил своим глазам. Еще раз сверил данные – Нырков Павел Федорович, дата, место рождения, место призыва – все сходится, а фотография другого человека. Понятно, шесть лет прошло, человек должен постареть, но с карточки на него глядело другое лицо. Взгляд исподлобья, оттопыренные уши, массивный подбородок с ямочкой посередине.

– Скажите, ошибки быть не могло? Все-таки спешка, неразбериха, война.

– Бывает иногда с однофамильцами путаница. В деревнях, в глубинке, иной раз половина населенного пункта одну фамилию имеет. Но в данном случае исключено, я проверяла других Нырковых. Разные годы призыва, другие военкоматы.