Шли дни. Головко сумел сблизиться с Иваном. Ошибется в чем-нибудь Кольцов, Степан отзовет его в сторону, чтобы не слышали другие, и скажет: «Что ж подводишь? А еще земляк…» Но особенно их дружба окрепла после совместной разведки боем. К траншеям противника они бежали рядом. Когда был захвачен пленный и подана команда отходить, осколком мины Кольцова ранило в ногу. Он упал. Головко взвалил его себе на спину и вынес с нейтральной полосы.
За разговором мы не заметили, как подошла Катя Гусева. В косынке защитного цвета, с неизменной санитарной сумкой, в поношенных кирзовых сапожках, она, словно кузнечик, бойко запрыгала, приплясывая. Я удивленно смотрел на нее, стараясь понять, чем вызвано столь бурное проявление ее характера. Как-то Вера Лидванская сказала мне, что в детстве любимым героем Кати был Гаврош и она во всем старалась походить на этого маленького парижанина. Обычно насмешливая, Катя заботливо относилась к раненым солдатам. В бою вела себя бесстрашно, шла в огонь и в воду, чтобы выручить человека, попавшего в беду. Никто, кроме Веры, не знал о том, что Катя очень страдает от ран. Особенно беспокоила ее плохо заживавшая рана на бедре, и, когда оставалась одна, она грустила, но стоило ей появиться среди бойцов, как расцветала весенним полевым цветком, становилась веселой, задиристой.
— Опять, значит, заседать вздумали, — с лукавой усмешкой проговорила она, услышав наш разговор о предстоящем заседании бюро. Встав в позу оратора и озорно жестикулируя, спросила: — Какие мировые проблемы вы решаете на своих бюро? Сидите блиндаж коптите, да и только.
Мы с Муратом переглянулись, не зная, что ответить.
— Критику умеешь наводить, — незлобиво сказал Экажев.
— И это уметь надо, — парировала Гусева.
Да, эта шустрая дивчина за словом в карман не полезет.
— Катя, а почему ты не вступаешь в комсомол? — спросил я.
— Собраний, что ль, не видела?
— Да разве комсомол — только собрания?
— Поживем — увидим.
Она улыбнулась, распрямилась, притопнула ногой, как бы пускаясь в пляс.
— Потанцевать охота.
— Но тут же фронт, — снова загорячился Мурат.
— А что же, на фронте и жизнь кончается? Эх, показала бы я вам, как надо танцевать… Впрочем, вы же заседатели, серьезные люди. Ру-ко-во-ди-те-ли молодежи, — пропела она, а удаляясь, крикнула: — Вот соберу девчат санроты да автоматчиков, и такой концерт устроим — ахнете… Будьте здоровы, заседатели…
— Чуднáя! — бросил ей вслед Экажев.
— Не чуднáя, а чýдная, Мурат… А насчет самодеятельности она, пожалуй, права.
— Права? Да как же создашь в таких условиях самодеятельность?
— А ты не думай, что самодеятельность — это обязательно большой хор, массовые танцы… Нет. Есть во взводах чтецы, певцы, музыканты? Есть. Взять хотя бы Головко и Кольцова. А вчера я был у артиллеристов. Там настоящий струнный оркестр можно создать. Почему бы действительно не создать в каждой роте хотя бы небольшие коллективы самодеятельности? Ведь можно, Мурат?
— Пожалуй, можно, — согласился он и тут же предложил: — А как создадим — будем обмениваться концертами. Сегодня, скажем, второй батальон выступит у нас, завтра — мы у них. Давайте обсудим на бюро и этот вопрос.
…Заседание комсомольского бюро полка проходило на лужайке возле блиндажа парторга Елина. Я предложил обсудить сразу шесть вопросов, но Владимир Григорьевич посоветовал ограничить повестку дня двумя вопросами: об участии комсомольских организаций в снайперском движении и о создании журнала «Комсомольцы полка в боях за Родину». Остальные вопросы, в том числе и о создании самодеятельности, Елин предложил перенести на следующее заседание.
На заседании присутствовал старший лейтенант Головачев, которому Додогорский поручил возглавить курсы снайперов. Он выступил первым и рассказал, как думает начать обучение стрелков. Командир взвода лейтенант Островский предложил завести на каждого снайпера боевой формуляр. Это будет, по его мнению, способствовать развертыванию соревнования за большее количество истребленных гитлеровцев.
— Как бы нам не обюрократить хорошее дело, — заметил Елин, — а впрочем, мысль интересная. Попробуем.
— У нас уже налажен учет, сколько уничтожил фашистских захватчиков каждый снайпер, — заявил комсорг третьего батальона Армаис Каграманов. — Так что кой-какой опыт есть.
Бюро приняло решение: сегодня же во всех ротах побеседовать с комсомольским активом, помочь командирам отобрать лучших стрелков.
Второй пункт решения обязывал Степана Рудя вместе с другими комсомольцами подготовить наглядную агитацию там, где будут проходить занятия снайперов.
Быстро договорились и о создании полкового журнала, избрали редколлегию. Постановили, что материал о подвигах комсомольцев будут представлять ротные организации с ведома командиров рот, после чего содержание каждого номера журнала еще до выпуска в свет станем обсуждать на заседаниях бюро.
Когда повестка дня была исчерпана, лейтенант Островский попросил слова.
— Считаю своим долгом доложить о непорядках, — сказал он. — Скажите, для кого предназначен журнал «Красноармеец»?