Фронтовая юность

Михаил Шмелев Фронтовая юность

Михаил Георгиевич ШМЕЛЕВ

Снова на передовой

…Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымённых героев, а были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды… Пусть же эти люди будут всегда близки вам, как родные, как вы сами!

Юлиус Фучик

— И долго были в госпитале, лейтенант?

— Около пяти месяцев.

— Так-так… Значит, воевали на Северо-Западном фронте, под Старой Руссой, ранены в грудь, руку, ногу… Извлечено двадцать осколков, — говорил начальник политотдела дивизии полковник Гавриил Макарович Поршаков, просматривая мои документы.

В дверях показался боец. Он доложил, что прибыл командир 961-го стрелкового полка.

— Очень хорошо, просите зайти.

Пригибаясь, в блиндаж вошел подтянутый, выше среднего роста, плечистый офицер с крупными чертами лица. Пожимая ему руку, начальник политотдела кивнул в мою сторону:

— Принимайте нового комсорга полка.

— В самый раз прибыл, — проговорил подполковник, здороваясь со мной.

В его отрывистых, как команда, словах, в кратких паузах между ними чувствовалась неиссякаемая энергия. Взглянув на нашивку, которую носили тогда фронтовики, имевшие ранение, и боевую медаль, он еще крепче сжал мою руку:

— Будем знакомы. Додогорский.

Беседа командира полка и начальника политотдела дивизии продолжалась недолго, но из нее я почерпнул много ценного. Оказывается, Додогорский командует полком совсем недавно. Он доложил начальнику политотдела, что полк усиленно занимается боевой подготовкой: подразделения поочередно выводятся в ближайший тыл и там отрабатывают тему «Стрелковый батальон в наступательном бою», проведены сборы разведчиков, разведчиков-наблюдателей, саперов, химиков, бойцов штурмовых групп и разграждения.

«Значит, действительно в самый разгар подготовки к наступлению прибыл», — подумал я и посмотрел на сосредоточенное лицо начальника политотдела. Обдумывая что-то, он спросил Додогорского:

— Как поживает комсомол полка, Петр Викторович?

Подполковник, немного помедлив, развел руками. Этот жест был ясен без слов.

— А куда смотрит ваш заместитель по политчасти майор Буланов? Коль выбыл из строя комсорг полка, значит, и вся работа развалилась? Бюро-то ведь существует?

— Вот именно: су-ще-ству-ет, — ответил Додогорский. — Спрашиваете, куда смотрит Буланов? Так ведь у него не одна эта забота.

— Э, нет! За состояние партийно-политической работы в полку вы оба несете ответственность. За комсомол и с вас спрос будет.

— Не снимаю с себя ответственности, — отчеканил Додогорский. — Выправим положение. Не так ли, комсорг?

Незадолго до этой встречи я беседовал с помощником начальника политотдела дивизии по комсомольской работе старшим лейтенантом Виктором Сродниковым. Он сказал, что после тяжелых боев личный состав полка, в который меня назначили, значительно обновился, и дал несколько советов, с чего надо начинать работу. Об этом я и думал, пока начальник политотдела и командир полка разговаривали о делах, прямо меня не касавшихся.

Мои раздумья прервал начальник политотдела. Обращаясь к нам обоим, он сказал, что следует тщательно подобрать и проинструктировать комсоргов рот, провести с ними семинар, на котором рассказать о положительном опыте комсомольской работы, накопленном в минувших боях, подобрать работоспособный актив — членов комсомольских бюро, агитаторов, редакторов боевых листков.

На этом наша беседа закончилась.

Дорога в полк вела по редкому лесу через поваленные и изуродованные снарядами и бомбами деревья. Отвыкнув в госпитале от быстрой ходьбы, я еле успевал за командиром.

Ночью прошел дождь. В лучах утреннего солнца тысячами янтарных капелек искрилась трава. Земля отдавала теплом. Воздух благоухал весенним ароматом. Дышалось легко и свободно. На душе было так хорошо, как будто шел я не на передовую, а в деревню во время весенних каникул: все вокруг напоминало Подмосковье, где я провел свое детство. Вспомнились походы на рыбалку, по грибы и ягоды, костры, печеная картошка… Вдруг командир полка сказал:

— Осторожно!