Фронтир. Город в степи

Именно, что с другой. Отчего господин Дворжак так стремится к получению дворянства? Ответ очевиден. Он хочет жениться на представительнице старинного дворянского рода. Сегодня подобным прецедентом особо никого не удивишь не удивишь. Случаи когда дворяне отдавали своих дочерей за богатых промышленников, имели место. Не то чтобы это было правилом, но и не такой уж диковинкой.

Разумеется господин Валич не стеснен в средствах, что зачастую и является причиной подобных браков. Но неужели он не прислушается к мнению кронпринца, пусть и завуалированному? Сомнительно. Тем более, что дворянство господина Дворжака, только вопрос времени, это уже давно не секрет, как и весьма активная деятельность писателя в этом направлении.

Прекрасная возможность и сдержать свое обещание и оставить в тайне свою причастность к угольным копям. Касаемо же господина Дворжака, тут нет никаких сомнений, он все поймет правильно и останется благодарным. А еще, окажет реальную помощь своему другу, ради которого он и впрямь готов на многое.

ГЛАВА 2

— Мила, за детьми смотри. Вашек, чего встал?

Мужчина обвешанный узелками и мешками, и явно растерянный, не знал на ком сорвать переполняющее его раздражение. А и то, как тут оставаться спокойным? Сначала двухнедельный переход через океан практически в полную неизвестность. Все это время его одолевали тяжкие думы. Ведь подался порыву, увидев на белом экране в какое благостное место его зазывают.

Отличные просторные дома, бесплатное топливо, уголь, который можно добывать не спускаясь в глубокую шахту, где всяко возможно. А потом еще услышал на фонографе рассказы людей которых знал давно и хорошо. Тот же Высек, известный на все збродовские копи артельщик, врать не станет. Это какой пьянчужка напоет все что угодно, а этот именем своим дорожит. Потому и поверил ему мужик, как и многие другие, хотя и ходили слухи один страшнее другого. А еще сказывали, что мол самого Высека и в живых‑то уже нет, мол вырезали их всех. Что же до фонографа, то записать могли когда угодно, как и заснять на преобразек любое иное поселение, а выдать его за этот самый Донбас.

Думал в пути сумеет пораспросить народ, да только случилось так, что на том корабле ехали только те, кто пожелал переселиться именно в Донбас. Всего их вместе с детьми было больше трех сотен, хватало и холостяков, и совсем уж мальчишек еще из приютов, были и девчата сиротки и даже пара десятков падших девок. Правда последние вроде как отринули свое прошлое и решили вести праведный образ жизни, но верилось в подобное с трудом. Ну и что с того, что они все ухаживания отвергают, это еще ничего не значит.

Пытался было заговорить с матросами корабля, пораспросить, что там за океаном и как. Ни тут‑то было. Матросы словно глухие и немые. Нет друг дружку‑то слышат и очень даже общаются, но переселенцев для них словно и не существует. Только если окажешься не вовремя на пути, потребуют посторониться, хорошо как по людски, а то ведь и за крепким словцом в карман не лезут.

Единственный кто с ними общается, так это господин, что сопровождает их. Он охотно отвечает на их вопросы, рассказывает о тамошних краях. Вот только по его словам уж больно все благостно получается. А жизнь научила мужика, что сказка и быль сильно разнятся. Вот и маялся всю дорогу изводя себя мыслями, а не совершил ли он ошибку, согласившись отправиться за лучшей долей. Наобещать‑то можно с три короба, а как оно будет в яви, кто знает.

А тут еще и хворь приключилась чуть не с половиной народу, от постоянной морской качки. Как погода тихая, то еще туда сюда, но стоит волне хоть малость разгуляться, так и начинается самое веселье. Тут уж волей неволей проклянешь все на свете и задашься вопросом — за каким лядом все это понадобилось, ведь жили же раньше и ничего.

И вот когда корабль наконец причалил и опустили трап, все как стадо баранов начали валить на берег. Теснятся, толкаются, словно земля убежит куда. Даже не смотрят на то, что детки малые, под ногами крутятся. Господин, тот вроде старается навести порядок, да куда там, все словно ополоумели. Ну и как тут не быть в расстройстве и не вызвериться на весь белый свет? Тут ведь не столько на иных, сколько на себя злишься.

И вот наконец ноги ощутили твердую землю. То что она тверда, чувствуется сразу. Сам‑то все пытаешься уловить покачивание палубы, а никакой качки нет и в помине. Оно и радостно, да творящееся вокруг ту радость омрачает. Вот и срывается мужик на близких.

— Тятя, так не пускают дальше, — ответил отцу парнишка лет четырнадцати, так же нагруженный пожитками как ломовая лошадь, из‑за которых ничего и не видно.

Наконец мужик рассмотрел того, кто преградил путь. Высокий и крепкий мужчина одетый в кафтан, красного цвета с расстегнутыми полами по колено. Под ним ясно виден оружейный пояс, да проглядывает кобура с револьвером. На голове шляпа с широкими полями. Он такой не один, видны еще человек пятнадцать, одетые подобным образом, словно их специально обрядили в одинаковую одежку. Вот только лицо этого, вроде как знакомо.