Назарьев пояснил, где находятся наши части и где гитлеровские, что, по сведениям разведчиков, немцы пока не трогают население — не до него; передвижение по городу днем свободное, исключая такие-то улицы; в городе немало ребят, разыскивающих своих близких, и меньше вызовет подозрений, если Костя не будет таиться, а в случае задержания скажет, что ищет маму: мол, потеряли друг друга, когда немцы бомбили город. Линию фронта безопаснее перейти левее поселка Отрожки — между селом Отрожки и Придачей, переплыв реку напротив Архиерейской рощи, уже захваченной фашистами. В этом месте наших войск нет, гитлеровцы не так бдительны, держат небольшие силы.
Инструктаж длился долго. Михаил Назарьев с удовлетворением заметил, что Костя слушает очень внимательно, вопросы задает дельные.
Несколько часов можно было поспать, но сон не шел. Ночью вместе с Кузнецовым, помощником Назарьева, Костя был на берегу реки. Для переправы место очень удобное: здесь река делает крутой поворот, подходит к самой Архиерейской роще вплотную.
Следуя совету Назарьева не таиться, Костя дождался рассвета. Поплыл бесшумно. Как пригодилась игра «в рули» с товарищами по школе: требовалось хорошо и быстро плавать, неслышно поднырнуть и схватить за ногу. Сначала отставал от ребят, но — такой уж характер! — специально приходил один потренироваться, и наловчился.
Автоматная очередь полоснула воду неподалеку. Как захотелось нырнуть поглубже и уйти под водой назад! «Не таиться!» Заставил себя приподнять руку, как бы говоря: «Вижу, что стреляете!» — и поплыл нарочито шумно, не таясь.
Стрельба прекратилась.
На берегу, за деревьями, офицер и солдаты. Подсчитал: десять — двенадцать. Сказал, как задумали, что в городе осталась мама — «муттер, муттер». Черт их знает — поняли или нет! Офицер что-то приказал солдату — вот когда пожалел, что мало внимания уделял изучению языка! Солдат повел к высокой железнодорожной насыпи, проходившей неподалеку. Костя успел рассмотреть, что в Архиерейской роще немцев, действительно, немного, как и говорил Назарьев. В подвальной части общежития заметил четыре пулеметных гнезда. По насыпи в сторону Отрожек прошло пять танков. С насыпи было видно Березовую рощу. И там танки. Пять… восемь… Кажется, десять. Замаскированы ветками.
Сердце стучало уже не так громко.
Спускаясь с крутой насыпи, чуть не наступил на труп красноармейца. Совсем молодой.
У входа в Ботанический сад — городской парк культуры и отдыха — встретился куда-то спешивший офицер. Солдат доложил ему. Офицер на ходу сказал что-то раздраженно. Вроде как приказал куда-то отвести.
Солдат повел Костю вверх по улице Ленина. На каждом шагу следы боев. В доме, где размещалось 4-е отделение милиции, и в других уцелевших домах немцы оборудовали в подвальной части пулеметные гнезда. Прошли мимо Костиной школы. Во дворе полковая пушка. Свернули на Транспортную улицу. У входа в Брикманский сад часовой, в саду много людей. Задержанные, что ли?
Конвоир что-то сказал часовому, толкнул Костю за решетку сада и ушел.
В саду знакома каждая тропка — ведь сад почти рядом с домом. Прислушался к разговорам, как советовал Назарьев. Люди говорили, что делается в городе, — это важно, надо запомнить! Значит, по улицам пока можно ходить свободно. Порадовало, что все с ненавистью говорят о фашистах, верят, что их скоро прогонят.
Запомнив, что в саду гаубичная батарея, Костя известной ему лазейкой выбрался из сада, правильно рассудив, что прежде всего надо добраться до своего дома: если задержат, скажет, что здесь живет.
Издали увидел высокий тополь, растущий у калитки. Дом уцелел. Торопливо вошел. Немцы уже успели изгадить комнаты, на полу валялись пустые бутылки от французских вин. Откуда французские вина? Потом, когда Костя доложит, окажется, что в разведке мелочей нет: для захвата Воронежа Гитлер одну из армий перебросил из Франции.
На улице разговаривали незнакомые женщины. Костя услышал:
— Фашисты говорят, будто Турция и Япония объявили нам войну, что Ленинград взят и война будет закончена через месяц.
— Брешут, — сказал Костя. — Не верьте им, и другим передайте, чтобы не верили.
Улица Урицкого забита мотопехотой — не менее полка, в Первомайском саду через узорчатую железную ограду увидел танки: два около ограды, выходящей на проспект Революции, два — около летнего театра, один у ресторана… У конфетной фабрики на Кольцовской четыре пушки… Как много надо запоминать разведчику! Записывать нельзя!
С невольным любопытством и со страхом вглядывался в гитлеровцев, но они не обращали на него никакого внимания, и это успокоило. Жалко было тех, кто не успел выйти на левый берег и сейчас ютился в подвалах, в немногих уцелевших домах. Все хмурые, явно голодные. И самому есть хочется. Не прозевать бы наступления комендантского часа, чтобы до шести часов вечера обойти как можно больше улиц.