Проверил и пропустил. Потом видит -- идет вторая машина. Он поднял
руку. Машина остановилась
-- Хальт! Ваши документы! Ему отвечают:
-- Господин капитан, у нас уже три раза проверяли!
-- Извините, но сегодня на каждом шагу будут проверять. Мы ловим
бандитов, одетых в немецкую форму.
Не успела отъехать эта, показалась новая.
-- Хальт! Ваши документы! -- грозно приказывает Кузнецов.
-- Не беспокойтесь, господин капитан,--говорит один из пассажиров,
показывая гестаповский жетон,-- мы ловим того же бандита. -- И, улыбнувшись
иронически: что ж, мол, дружок, своих не узнаешь, поехали дальше.
Два часа проверял Кузнецов документы, пока Коля Струтинский не сказал
ему, что на других улицах заставы уже сняты. Тогда они сели в свою машину и
спокойно поехали.
Когда-то на параде Кузнецов и Валя видели на трибуне необыкновенно
толстого человека. Это был генерал Кнут, заместитель рейхскомиссара Украины
по общим вопросам и руководитель грабительской конторы "Пакет -аукцион".
Грабеж населения был профессией Кнута: все достояние конторы
"Пакетаукцион" состояло из награбленного. Сам Кнут наиболее ценное отбирал
для себя лично. На этом деле он так разбогател и так разжирел, что ему
трудно было ходить. Выглядел он точь-в-точь, как большая свиная туша.
Контора "Пакетаукцион" помещалась близ железной дороги, на улице
Легионов. На этой улице, недалеко от конторы, Кузнецов, Струтинский и Ян
Каминский остановили свою машину. Ждать им пришлось недолго. С немецкой
точностью ровно в шесть часов Кнут выехал из конторы.
Каминский приподнялся и, когда машина Кнута поравнялась, бросил в нее
противотанковую гранату.
Переднюю часть машины разнесло: потеряв управление, она ударилась в
противоположный забор.
Николай Иванович и Струтинский открыли огонь из автоматов. И после
этого умчались.
Геля немцы хоронили пышно, с венками, с ораторами. Газеты были
заполнены некрологами и статьями. О покушении на Даргеля тоже много шумели.
А вот о Кнуте нигде ни единого слова не было ни сказано, ни написано. Как
будто его и не было на свете, как будто ничего не случилось!
Кнут был убит, но немцы решили об этом молчать. В самом деле: они
"хозяева", они установили "новый порядок", они "непобедимы", а их главарей
среди белого дня на улицах Ровно, в столице оккупированной Украины убивают
партизаны! К тому же поймать виновников не удается. Лучше уж молчать. И без
того создана невыносимая обстановка: на улицу не выйдешь не только ночью, но
и днем.
Ровно--Москва--Тегеран
Из своих новых знакомых Николай Иванович особенно дорожил фон Ортелем.
Они часто бывали вместе. Обстановка в казино, где они обычно встречались,
располагала к откровенностям. Вскоре лейтенант Зиберт очень близко узнал
майора гестапо Ортеля, а майор гестапо в свою очередь коротко познакомился с
лейтенантом Зибертом. В их беседах не содержалось никаких служебных тайн,
равно как не было и нескромных вопросов, -- ничего такого, что могло бы
насторожить опытного, видавшего виды майора гестапо. Это были невинные
разговоры о жизни, о женщинах, даже об искусстве, в котором оба они, как
оказалось, понимали толк. Именно эти невинные разговоры привлекали Кузнецова
больше, чем если бы речь шла о вопросах, интересовавших его, как разведчика,
С фон Ортелем он этих тем избегал. И не только потому, что чувствовал в нем
опытного разведчика, с которым приходилось быть настороже, но и потому,
главным образом, что в фон Ортеле Кузнецова интересовало другое: то, что не
могло попасть ни в какие донесения, ни в какие радиосводки, передаваемые в
Москву. И это другое Кузнецов ловил жадно и упорно. Как-то, разговорившись о
России, фон Ортель бросил фразу о "загадочной русской душе". Эту затрепанную
фразу Кузнецов слышал много раз. И вероятно он пропустил бы ее мимо ушей,
если бы его не интересовала душа самого фон Ортеля. Эта душа была для
Кузнецова действительно загадкой, и он задался целью ее постичь.
Вечером Кузнецов встретился с Ортелем. Тот казался озабоченным, то и
дело поглядывал на часы. Наконец он поднялся и сказал, что спешит.
-- Куда вы, майор? Посидите. Вечно у вас дела!
-- Поезжайте лучше на фронт, Зиберт. -- Фон Ортель дружески похлопал
приятеля по плечу.
-- Насколько я знаю, там не очень весело.
-- Все же лучше, чем в этой тыловой дыре.
-- Почему в таком случае ты сам не едешь?
-- Я еду, -- сказал Ортель.
Так Кузнецов узнал, что фон Ортель готовится к отъезду. Куда могут его
послать? На фронт? Едва ли, такой, как он, нужен немцам в тылу. В другой
город на оккупированную территорию? Нет, это тоже исключено. Кузнецов
терялся в догадках. Главное предположение было основано на том, что Ортель
прекрасно говорит по-русски. Неужели он отправляется к нам, в наш тыл?
Спросить? Но Кузнецов взял себе за правило -- самому никогда ни о чем не
спрашивать.
Фон Ортель ушел.
Очередная встреча произошла в казино на "Немецкой" улице. Впервые
разговорились, что называется, по душам. Началось, как всегда в таких