Фронт

Пока Данилов слушал Ивана Владимировича и потом инструктировал Петю, его мысли были на островах, где сегодня служебные собаки соревновались в искусстве, достигнутом месяцами упорного труда. «Взять» след, обнаружить и «уложить» преступника, не брать еды от чужих, не кусаться, не паять, повиноваться с первого же слова и жеста — все это и многое другое считалось обязательным, иначе собака не пригодна для работы. Но «высший пилотаж» был под силу немногим питомцам, и не каждый из них мог тягаться с Малышом, Тот, например, примет от кого угодно любое угощение, но съесть — шалишь! Зароет или спрячет, чтобы потом передать хозяину. Даже шоколадную конфету. Желто-бурый Малыш ростом с телка не опасен ни прохожему, ни вздумавшему заигрывать с ним ребенку, ни даже кошке. Рычать? Нет. Он только посмотрит своими агатовыми глазами так, что у всякого отпадет охота фамильярничать с ним. И вряд ли кто-нибудь, кроме воспитателя-дрессировщика и еще Данилова, знает другого Малыша, когда он норовит ткнуться в щеку своим холодным носом и умильно косит влажными глазами, когда друзья остаются наедине; Малыш умеет прыгать, как щенок, сразу на всех четырех лапах, пытается опрокинуть Данилова в траву или кладет на плечи ему лапы, чтобы изловчиться и нежно лизнуть шершавым языком прямо в губы; при этом он нетерпеливо позизгивает, а уши раздвигает в стороны — совсем уж по-щенячьи, — отчего становится чем-то похож на курносого Петю.

«Петя… Как он там справляется?» — спрашивал себя Данилов. И эти мысли мешали, отзлекали от интересного зрелища.

А Малыш сегодня работал отлично. Выполнив упражнения по скоростному плаванию и борьбе с «преступником» в воде, он теперь сидел в углу практического класса, гордо подняв голову с вертикально торчащими ушами, и, казалось, не замечал собравшихся здесь людей. Но как только дрессировщик сделал привычный жест — «ко мне», Малыш моментально занял классическую позицию у его левой ноги — со склоненной чуть набок головой, напряженный, собранный, как пружина, он сразу преобразился, готовый к работе.

— Внимание, Малыш! Здесь твое место, охраняй! Малыш послушно подошел к указанному ему креслу,

взобрался на него, и, свернувшись калачом, накрыл морду лапой, словно задремал; только один глаз, лениво прищуренный, блестел. Дрессировщик отошел к дальнему окну и облокотился на подоконник.

— С этой минуты, товарищи, помещение находится под охраной Малыша. Попробуйте кто-либо выйти отсюда. Смелее, прошу.

Молодой курсант, опасливо косясь на собаку, начал двигаться к выходу; в наступившей тишине половицы зловеще поскрипывали под его сапогами. Вот он, нако-нец, достиг двери и поспешно закрыл ее за собой.

Малыш не пошевелился. Все присутствующие посмотрели на дрессировщика.

— Входите обратно, товарищ, — позвал он. Курсант вернулся в класс.

— Теперь подойдите к столу. Там есть портсигар. Закуривайте. Спички положите на место и уходите. Да нет, не оставляйте папиросу, курите себе.

И опять курсант, оглядываясь, пошел к двери. И опять Малыш беспрепятственно выпустил его.

— Как видите, — сказал дрессировщик, когда курсант снова вернулся в комнату, — по мнению Малыша, как, впрочем, и нашему, взять папиросу еще не значит украсть. Обычное дело. А сейчас, товарищ курсант, забирайте любую вещь.

Курсант взял со стола кепку дрессировщика. В ту же секунду Малыш распрямился и одним махом очутился посреди комнаты. Ни звука не вырвалось из его оскаленной пасти, он только чуть припал на передние лапы, готовясь к прыжку.

Курсант охнул и отшатнулся, прикрыв локтем голову.

— Не двигайтесь, — предупредил дрессировщик. — Василий Иванович, забирайте задержанного.

Данилов встрепенулся.

— Малыш, на место! — Он подошел к курсанту и взял из его рук кепку.

— Что с вами сегодня, Василий Иванович? — спросил дрессировщик. — Вы даже не поблагодарили Малыша.

Малыш медленно вернулся в угол. Его агатовые глаза укоризненно смотрели на Данилова. Тот рассеянно вынул из кармана конфету.

— Извините. Дело у меня там одно… Я, пожалуй, пойду.

Конфета нетронутой лежала у ног Малыша. Оскорбленный, он не принял угощения.

По дороге от учебного корпуса к проходной будке шел навстречу Данилову шофер начальника. Шагая через полосы света и тени, он спешил по окаймленной липами аллейке и, стараясь разглядеть Данилова, заслонял ладонью глаза от бьющего из-за деревьев солнца.