Фридрих Ницше

«Дорогой друг, получил твое письмо и тотчас же отвечаю тебе. Мне в особенности хочется тебе сказать, что я чувствую абсолютно то же, что и ты, и что мы будем настоящими тряпками, если ограничимся одними слабыми жалобами и не уйдем от тоски путем какого-нибудь энергичного поступка… Я наконец понял, что говорил Шопенгауэр об университетской философии. В этой среде неприемлема никакая радикальная истина, в ней не может зародиться никакая революционная мысль. Мы сбросим с себя это иго; я во всяком случае решил так поступить. Мы образуем тогда новую греческую академию; Ромундт будет тоже с нами.

Ты теперь, после твоего посещения Трибшена, знаешь о байройтских планах. Уже давно, никому не говоря о своих мыслях, я думал, не следует ли нам порвать с философией н ее культурными перспективами. Я готовлю большую «adhortatio» для тех, кого еще не коснулись и не задушили руки нашего времени. Как печально, что я опять могу только писать тебе и уже давно не могу вместе с тобой в личной беседе обсуждать каждую мою мысль! Ты не знаешь сейчас всех извилин моих мыслей и всех родившихся у меня выводов, и мой план может показаться тебе простым эксцентрическим капризом. На самом деле решение мое диктуется из необходимости…

Постараемся доплыть до того маленького острова, где уже больше не придется затыкать уши воском. Мы будем там учителями друг другу. Наши книги с этого дня станут удочками, с помощью которых мы будем привлекать к себе друзей в нашу эстетическую и монашескую ассоциацию. Будем работать и услаждать друг другу жизнь, и только таким образом мы сможем создать общество. Я тебе скажу (ты видишь теперь, как серьезны мои намерения), что я уже сократил свои расходы, для того чтобы образовать маленький запасный капитал. Попробуем наше «счастье» в лотерее; а что касается до книг, то в предвидении будущего я буду за них требовать самые большие гонорары. Короче, мы не будем пренебрегать никакими легальными средствами, чтобы достигнуть нашей цели — основать монастырь. Итак, мы должны в продолжение двух предстоящих лет исполнять наш долг.

Пусть этот план покажется тебе достойным размышления. Твое последнее, такое взволнованное письмо служит мне знаком к тому, что настала пора открыть перед тобою мои планы.

Разве мы не в силах создать новую форму Академии?

И я не должен подыскивать
Новую форму этому удручающему насилию?

Так говорит о Елене Фауст. О моем проекте никто ничего не знает, и от тебя зависит теперь, чтобы Ромундт был извещен.

Само собою разумеется, что наша философская школа не будет ни историческим переживанием, ни произвольным капризом. Не правда ли, сама необходимость толкает нас на этот путь? Мне кажется, что наши еще студенческие мечты о совместном путешествии возвратились к нам, только в новой, символической и более широкой форме. На этот раз я постараюсь, чтобы это не осталось только проектом. Мне до сих пор досадно вспоминать о прошлой неудаче. С самыми лучшими надеждами остаюсь твоим верным frater Fridericus.

От 23 декабря до 1 января я буду жить в Трибшене, около Люцерна».