Фреон

Фельдшер достал ПМК, хмыкнул — сигнал ловился, но очень слабо, — и набрал сообщение. После чего откинулся на землю и закрыл глаза.

— Знаешь, сталкер… есть у меня сейчас искушение одно. Бросить всё и уйти далеко-далеко от Зоны. Начать жизнь заново, что ли. Устал я, веришь? Насмотрелся на всё это, да вот беда — идти теперь уже точно некуда, только что обратно в Зону. «Свобода» меня, наверно, не примет, в вольные подамся, а там, глядишь, сподоблюсь до Саркофага дойти, когда с мечтой определюсь. А ты, Философ, что делать будешь, когда Хорь тебе бабла отсыплет?

— Если отсыплет, — усмехнулся я.

— Уйду подальше отсюда и постараюсь всё забыть, — негромко, почти печально проговорил Ересь. — Устроюсь где-нибудь, паспортину-то я сохранил, да и коммуналка наша, должно быть, стоит ещё, не снесли. В Зоне я и года не был, и ничё там не изменилось сто пудов. Хочу просто жить… девку найду, мож, поступлю куда, отучусь, но уже чтоб с башкой, не забивая. Реально было бы, если торгаш в натуре лавешек подкинет — оно на первое время офигенно бы помогло. Вот… просто всё. А ты, сталкерок?

Удивительно, но привычное «сталкерок» прозвучало уже совсем без желчи, шутливо даже, и бывший отмычка вдруг открыто улыбнулся мне, как хорошему старому другу. Меняет людей Зона.

— Ну, есть у меня одно важнецкое дело там… Пенку найду и… нет, не буду загадывать, дурная примета. А потом посмотрим. Буду Зона ходить, хабара брать, пока безносая не приберёт, ну а если подфартит вдруг, домик куплю, старость встречу.

— Бабу найди, — хохотнул Фельдшер.

— Нет… это вряд ли. Баба мне не нужна, а женщину встретить — это ещё постараться надо. Да и характер у меня дрянь. Ужиться сложно будет. Я уж один, а там посмотрим.

— Ага. Ответил наш Хорь, координаты получил. Ра-адувается. — «Свободовец» посмотрел на пискнувший ПМК, кивнул. — Машина, пишет, через четыре часа подъедет за посылочкой, денежку привезёт, половину суммы. Остальное через месяц. Смотри-ка ты, реально немножечко разбогатеем, парни.

— Ах-ха, ни-иштяк, мужики. До чего хорошо-то! Фигасе, раньше ваще было по фигу на то, как небо выглядит. Как-то, помнится, когда меня только Лунь подобрал в том самом посёлке, где сейчас Хорь сидит, вышли мы все втроём — я, Хип, сталкер этот, а на небе полоска синяя, чистое небо. Вот они так стали, смотрят вверх, улыбаются и молчат. Долго стояли, а я не понимал, чего там интересного, ну, прогал в тучах, тоже невидаль. Теперь я их понимаю, мужики. Хреново только, что они меня таким чмырём запомнили… сейчас бы с ними поговорить. Реальные были люди. Ништяк, какие классные.

— Там по глотку осталось. — Фельдшер встряхнул фляжку. — Давайте, парни. За нашу победу. Мы это сделали. Жаль, Пенки нет.

— Нельзя ей из Зоны, — вздохнул я. — Да и как на неё выпивка действует, не в курсах. Однако команда получается неполная. За неё. Спасибо тебе, Пеночка.

— Да, за неё, — согласно кивнул «фримен», сделал глоток, передал мне.

— За команду. — Коньяк ласковым огнём согрел рот, тепло побежало по телу. — Ура, мужики. Мы дошли.

— За Луня и Хип, — тихо сказал Философ и допил спиртное. — Спасибо вам. Вот. Довели меня за Периметр. Знаешь такого чувака, Фреон? Его Сионист зовут. Так вот, ты встреть его обязательно и скажи, Ересь, мол, передал, что люди на сорта не делятся. Он поймёт. Разговор-то он небось не забыл. Хех…

Болтая о том о сём, мы даже и не заметили, как пролетело время. Машина, чёрный «ленд крузер», приехала даже немного раньше обещанных Хорём четырёх часов. Два коротких, длинный и снова два коротких гудка — условленный сигнал, и Фельдшер извлёк из рюкзака маленький кейс с жёсткими дисками, улыбнулся.

— Ну, пошли, что ли?

— Погоди. Мы чуть отстанем.

— Чего, мэн, паранойя разыгралась? — «Свободовец» хлопнул меня по плечу. — Да там наши чуваки, не дрейфь, те, кто «Свободу» финансирует. Братья по разуму.

— Бережёного свинья не съест. Давай иди. А я вон там прилягу, отдохну.

— Ну, смотри. Перестраховщик.

— Скажи, что ты один, понял?

— Ну… хорошо. — Фельдшер пожал плечами, посмотрел странно, поднялся и пошёл к автомобилю.

Пока «фримен» выходил к машине, я, не поднимаясь, перекатился к упавшему дереву, выщелкнул лёгкие сошки, прятавшиеся в цевье моей «феньки», знаком показал Ереси лежать и приник к оптике.