Фредерик Рюйш и его дети

Я проснулся в пять утра в отвратительном настроении. Тут же, пока настроение совсем не испортилось, не открывая глаз, мысленно взял в одну руку небольшой осиновый колышек, в другую – молоток и, приставив острие кола себе к груди, несколько раз изо всех сил шарахнул молотком. Кол пробил сердце, стало немного полегче, после чего я снова уснул, но через полчаса вновь проснулся и ворочался, жмуря глаза, надеясь, что сон все-таки вернется. Если учитывать, что лег я в три часа, то выспался слишком быстро. Когда сон не идет, в голову лезут всякие несуразные мысли, и роятся, и роятся… хотя гонишь их, а они возвращаются снова.

Этой ночью мне в голову лезла Марина. Лез самый главный вопрос. Что за вопрос? И какой ответ должен я знать? Но казалось, что ответ мне известен… Да и что нужно от меня этой девчонке? Или это мне от нее что-то нужно? Мысли приобретали неоспоримую отчетливость и в то же время путались и переплетались, кажется, я сделал в полусне несколько открытий и уже был уверен, что знаю эту великую Тайну.

Чем больше я размышлял над этим, тем все больше уверялся в том, что все не так просто, что мать ее пропала запрограммированно, и я попал в этот водоворот тоже как жертва… Черт-те что бродит в голове в бессонную и душную летнюю ночь.

Я проснулся от телефонного звонка. Звонил Николай Николаевич.

– Я бы хотел с тобой увидеться, – сказал он по-военному, сразу переходя к делу.

– Есть что-нибудь новое о Татьяне Владимировне? – спросил я, еще не придя в себя.

– Давай увидимся и поговорим. Я буду ждать в четырнадцать часов.

Я бросил взгляд на будильник.

– А в пятнадцать устроит?

– Договорились…

– Да, а Марину, дочку ее, прихватить?

– Не нужно.

Я выключил трубку.

– Не нужно так не нужно…

Я чувствовал себя бодрым и отчего-то счастливым. Меня будоражило странное чувство беспечности, которого я давно уже не испытывал. Да и роман, кажется, двигался неплохо. Как только эта девушка появилась у меня в квартире, роман пошел на удивление хорошо.

– Как удалось поработать ночью? – спросила Марина, когда я вошел в кухню. Она, забравшись с ногами на кухонный диванчик, читала книгу, пила чай и курила.

– Да ничего, изрядно навалял. Лег поздно, – сказал я довольным голосом, взяв из вазочки печенье и отправляя его в рот.

– Я так и поняла.

Марина поднялась и включила плиту, чтобы приготовить завтрак.

– Звонил Николай Николаевич, просил зайти. Может быть, что-нибудь о твоей матери новенькое появилось.

– Может быть, – пожала плечами девушка.

Казалось, что Марина как-то не очень переживает по поводу ее исчезновения.

Я бы места себе не находил, а она спокойна: «может быть», «возможно»…

– Мне всегда было интересно, как писатель сочиняет свои романы, – когда мы сели завтракать, сказала Марина.

– Мне тоже всегда это было интересно, – очищая яйцо от скорлупы, пожал я плечами.

– А вот вы как пишете, дядя Сережа?

– Ума не приложу, – ответил я серьезно, но девушке этого показалось недостаточно.

– Ну все-таки, как мысль приходит? Как вы такое выдумываете, откуда фантазия?..

– Перефразируя Сальвадора Дали, можно сказать, что романы писать либо очень легко, либо невозможно. А фантазия ниоткуда. Я и сам не знаю откуда. Иногда мысль какая-то придет странная и интересная, на первый взгляд. Ходишь с ней, живешь, она у тебя в голове крутится, цепляясь за другие идеи и мысли, как-то они там в голове переплетаются в сложные перепутаницы. И ты живешь, занимаешься какими-то совсем другими делами, а мозг работает как бы отдельно от тебя, и страшно только расплескать этот пока слабенький бульончик из мыслей, пену всю снять вовремя лишнюю, следить, чтобы не перекипел, чтобы на медленном огоньке томился под крышечкой… иначе студня не будет. А уж потом лаврушечку, перчик, сольцу, и мяско дымящееся из кастрюли достаешь шумовкой, и бульончик золотистый с него стекает, охлаждаешь мяско, режешь меленько так, и по тарелочкам… Морковочки, морковочки обязательно, чтобы красиво… Да-а, студень я люблю!.. – я отложил пустую скорлупку от яйца. – О чем мы говорили-то только что? Что-то я отвлекся.

– Я сегодня вам студень сварю, хотите?

– Студня я хочу всегда, – сказал я и поднялся из-за стола.

– А чай? – Марина поспешно встала и направилась к плите.

– Нет, я уже не успеваю – мне к Николаю Николаевичу пора, – сказал я. – Вернусь – выпьем.

Я шел по улице, светило солнце. Я думал о дожидающейся меня дома Марине, и мне было хорошо от этого. Черт знает, почему хорошо! Мне казалось, что в моей жизни появился человек, который несмотря на юный возраст понимает меня, которого понимаю я… А я ее понимаю?.. Но сейчас, глядя на солнышко, на молодые листики на кустах и деревьях, мне хотелось верить, что понимаю.

Николай Николаевич, сидя в кресле у журнального столика, пил кофе в компании с мужчиной в штатском костюме. Увидев меня, Николай Николаевич поднялся навстречу.

– Проходи, Сергей Игоревич, жду тебя. – Я вошел в кабинет. – Вот мой старый знакомый, писатель, – представил Николай Николаевич меня мужчине, который, поднявшись из-за стола, протянул мне руку.