- Нет, наверное, я ничего не хочу. Только прошу принять эти деньги.
- Какой-то поступок в Вашей жизни заставляет пойти на этот шаг?
- Да… пожалуй, да… – неохотно ответил он.
- И Вы не хотите об этом говорить… - задумался тот. - Вы хотели бы получить индульгенцию?
Он не знал, что ответить.
- Я поясню, - продолжал священник. - Когда-то, несколько столетий назад, обеспеченные люди приходили к нам, и церковь за их деньги выдавала небольшие свитки бумаги, перевязанные тесемкой – индульгенции, в которых были прописаны их грехи и их отпущения. А назавтра, откупившись, они с чистой совестью продолжали делать то же, что и вчера. Я хочу внести ясность и не хочу Вас обманывать. Только искреннее раскаяние сможет облегчить душу человека. Вы не хотите говорить, да и не в этом дело. Иной раз должно понадобиться достаточно времени и потрачено много сил, чтобы искупить содеянное. И поэтому, вот уже два столетия мы не выдаем эти “прощательные” свитки. Мы не можем за человека решить его проблему с его же совестью. Мы можем лишь приблизить его к Богу и наставить его на этот путь. Но главное должен сделать человек сам. И только истинное раскаяние, данное трудом, молитвой и его поступками сможет ему помочь… Вы уверены, что после того, что я Вам сказал, Вы хотите сделать для церкви этот дар? - и он придвинул к нему этот чек.
- Да. Иначе я не пришел бы в Храм католический. Я православный. И там бы исповедовался и просил о чем-то.
- Все мы дети Господа, - смиренно ответил священник.
- И поэтому искренне прошу принять его.
Настоятель Собора теперь как-то подобрался, встал и торжественно, но искренне, поблагодарил его… А стены этого величественного Собора почтительным эхом вторили ему.
- И да будет с Вами Господь, – священник вежливо поклонился.
Они уже начали расходиться по разные стороны, каждый в свою дверь. Настоятель внезапно обернулся и, хитро улыбаясь, воскликнул: - Вы сказали в начале нашего разговора - “это почти все - что у меня есть”.
- Да, Ваша честь, - ответил он.
- А “почти” не считается! … Ну-ну … Я пошутил … Прощайте.
Двери обители закрылись, двери Собора сомкнулись за его спиной, и теперь только чувство смятения и облегчения оставалось после той встречи…
Этот экзамен, наконец, сдан! – подумал он, покидая это святое место. Но он только что оставил там почти все свои деньги! И все же, кроме чувства облегчения, не испытывал ничего – значит, был на верном пути. Но “почти не считается” - и священник прав. Он пойдет до конца. Только почему он ничего не рассказал ему? Его бы поняли и, наверное, помогли. Нет, теперь он сам будет справляться с этим. И, наверное, только один человек оставался на земле, кому он смог бы доверить это. Но она итак знала обо всем, только ее не было рядом.
Был май месяц. Все уже цвело и дышало летом в этой прекрасной стране. Париж тепло попрощался с ним, отправляя в беспрерывное странствие этого богатого-бедного русского француза. Когда ты приедешь сюда снова, Нотрдам де Пари увидишь в лесах. Ты помог обрести ему еще одну жизнь и еще одну молодость.
Он ехал, и какое-то необычное чувство волновало его. Как будто он познал что-то новое для себя. Он никогда за последнее десятилетие ничего не делал для кого-то, только всегда для себя одного. И даже, отдавая свою фирму старому другу, он не дарил, а продавал ее. И это было нормально и по правилам. И делал это снова для себя, потому, что хотел избавиться от нее. Но теперь. … Теперь он отдал все, что он заработал там за те свои десять лет. И теперь испытывал какое-то невероятное облегчение и радость. Наверное, этого не понять никому. Тот, у которого не было столько денег, не поймет, потому, что у него их столько не было. А у кого они были и есть, так не поступят. Тогда зачем он сделал это? Неужели он верит в сказку той цыганки? И только став бедным, он снова вернет ее. А может, она вообще имела в виду совсем другое, а он снова не понял ее? Мог ли он ради Мари сделать это? Он и сделал это ради нее. Нет! Он снова сделал это ради себя, потому что не мог без нее. Но зато, как удивительно ему было сейчас! Священник прав. Только отдавая ВСЕ, можно познать это - нечто. А он и отдал это все. Оставалось дело за малым. И тут ему на мгновение показалось, что если бы он положил тот чек в урну для пожертвований и не встречался бы ни с кем, и никто бы не узнал, от кого он, это и был бы тот самый настоящий восторг и тот полет в космос, о котором не рассказать никому! Это мгновение бескорыстия! Этот дар словно открывал какие-то врата в ту сокровенную часть его совести. И если ему никто не скажет спасибо, вот где вершина этого несравненного блаженства. Пусть всего на один миг, но зато какой! И если ты отдал все, это и был прыжок в бездну, где не разобьешься и не потеряешься, потому что тебя подхватят на лету и отдадут тебе еще больше. Но проверить это можно, только сделав прыжок туда, в неизвестность, и в этом весь смысл!