Франсуа-найденыш

— Хорошо, хорошо, дитя мое, — отозвалась Мадлена еле слышным, словно умирающим голосом: она никогда не жаловалась, чтобы не огорчать ближних. — А кто это там? — прибавила она, увидев найденыша. — Это не Жанни. Если я не брежу, у очага сидит какой-то мужчина. Кто он, дитя мое?

— Не знаем, хозяйка, — ответила Катрина. — Он сидит себе и молчит, как будто ума решился.

Тут найденыш, следивший за Мадленой, сделал легкое движение: ему до смерти хотелось с нею заговорить, но он все еще боялся ее разволновать. Катрина заметила, что он шевельнулся, но, по-прежнему не узнавая его, потому что не виделась с ним три года, и думая, что Мадлена испугалась, воскликнула:

— Не тревожьтесь, хозяйка: я как раз собиралась его выставить, да вы меня позвали.

— Нет, не гоните его, — приказала Мадлена слегка окрепшим голосом и еще больше отдернула полог. — Я узнала его, и он хорошо сделал, что пришел меня навестить. Подойди, подойди, сынок; я каждый день молила бога, чтобы он сподобил меня дать тебе благословение.

Найденыш бросился к постели, упал на колени и так зарыдал от горя и радости, что едва не задохнулся. Мадлена схватила его за руки, притянула к себе и поцеловала в лоб, приговаривая:

— Зовите Жанни, Катрина, зовите Жанни — пусть он тоже порадуется. А я, Франсуа, благодарю господа и готова умереть, будь на то его воля. Дети мои встали на ноги, и я могу с ними проститься.

XVIII

Катрина побежала за Жанни, а Мариэтта, которой не терпелось узнать, что все это значит, поспешила вдогонку, чтобы ее порасспросить. Франсуа остался наедине с Мадленой, которая еще раз поцеловала его и расплакалась, а затем в изнеможении закрыла глаза и впала в беспамятство, еще более глубокое, чем раньше. Найденыш же, не зная, как привести больную в сознание, совсем растерялся — он лишь поддерживал ее на постели, называл милой матушкой и другом и умолял, словно это от нее зависело, не умирать и выслушать то, что ему надо ей сказать.

Однако его добрые слова, нежные заботы и ласковое обхождение привели ее в чувство. Она вновь увидела и услышала его. И Франсуа сказал ей, что словно угадал, как она сейчас в нем нуждается; он все бросил, пришел сюда и не уйдет, пока она сама его не прогонит; а ежели она согласна взять его в работники, он не желает ничего лучшего — для него нет большей радости и утешения, чем служить ей до самой смерти. И еще прибавил:

— Не отвечайте, не говорите ничего, милая матушка. Молчите — вы слишком слабы. Только смотрите на меня, если вам это приятно, а я уж сам пойму, принимаете вы или нет мою дружбу и услуги.

И Мадлена смотрела на него такими ясными глазами, слушала с таким радостным видом, что, несмотря на ее болезнь, оба они были довольны и счастливы.

Тут на крики Катрины прибежал Жанни и в свой черед разделил их радость. Теперь это был красивый паренек лет пятнадцати, не очень крупный, но на редкость живой и такой обходительный, что никто не слышал от него грубого или дурного слова.

— Ох, до чего же я рад тебя видеть, Жанни! — ликовал Франсуа. — Правда, ты не слишком рослый и крепкий, но это и хорошо: сдается мне, я еще пригожусь на то, чтобы подсаживать тебя на деревья да переносить на плечах через речку. Я вижу, ты все такой же хрупкий, но, надеюсь, не болеешь? Тем лучше: побудь еще немного моим сыном, если ты, конечно, не против. Да, я тебе еще пригожусь и буду, как в былые времена, исполнять все твои прихоти.

— Да, да, все четыреста моих прихотей, как ты говорил когда-то, — подхватил Жанни.

— Ого, какая у него память! Как это мило, Жанни, что ты не забыл своего Франсуа! Значит, у нас по-прежнему четыреста прихотей на дню?

— О нет, — поправила Мадлена, — Жанни поумнел: теперь их у него только двести.

— Всего-навсего? — удивился Франсуа.

— Ничего, с меня и двухсот хватит, — ответил Жанни. — Я на все согласен, лишь бы милая моя матушка снова смеяться начала. Скажу больше: мне пятьсот раз на дню хочется, чтобы она выздоровела.

— Хорошо сказано, Жанни! — одобрил Франсуа. — Вы только посмотрите, какой он стал речистый! Успокойся, сынок: господь услышит все твои пятьсот желаний. Мы будем так ухаживать за твоей милой матушкой, так подбадривать ее и помаленьку смешить, что усталость с нее как рукой снимет.

Между тем Катрина остановилась в дверях: ей тоже не терпелось увидеть Франсуа и заговорить с ним, но Мариэтта, удерживая ее за рукав, продолжала свои расспросы.

— Как! Он — найденыш? А ведь выглядит как человек порядочный, — удивлялась она, посматривая с улицы на Франсуа сквозь приотворенную дверь. — И почему у них с Мадленой такая дружба?

— Но я же сказала: она его вырастила, и он всегда был славный малый.

— Но она мне не рассказывала, ты — тоже.

— Ах, господи, да я о нем и не думала! Он ушел, я его почти позабыла; и потом, я знала, что у хозяйки были из-за него неприятности; и не хотела напоминать ей об этом.

— Неприятности? Какие?

— Ах, господи! Ну, она к нему привязалась и правильно сделала — у мальчишки было золотое сердце; а ваш брат потребовал его выставить; вы же помните — ваш братец не сахар.

— Не надо так, Катрина, — он умер.