Это было настолько странное зрелище, что у забора постоянно толпились люди с раскрытыми от удивления ртами. И качали головами. Вдоволь насмотревшись, окликали Франека: что, мол, все это значит. Но он только прикладывал к уху ладонь, кричите, мол, громче — ведь из-за птичьего гомона нельзя было разобрать ни слова. А если кричали громче, из дома выскакивал сапожник Мушек с недошитым ботинком в руке и бежал прямиком к забору, выкрикивая на ходу:
— Подите к черту! Это вам не цирк!
Зеваки отступали на пару шагов. Ребятишки, напротив, протискивались вперед и спрашивали его:
— Пан Мушек, а что это Франек там делает?
Мушек наклонялся вперед, чтоб сквозь прутья забора разглядеть дерзкого мальчишку.
— Сам, что ли, не видишь, негодник?
— Не-а.
— Работает.
Зеваки хихикали. Мушек замахивался ботинком, и толпа рассасывалась так же быстро, как перед тем собралась.
Если сапожника не было дома, Франека охраняла невестка. Приносила из чулана метлу и размахивала ею над забором, стараясь достать кого-нибудь из любопытных. Но ее всерьез не принимали. Люди со смехом отскакивали, и те, кого она задевала, смеялись громче всех.
Однажды она заехала почтальону Мотылю по голове — стоя слишком близко к забору, тот зазевался. Он упал как подкошенный. Из огромной сумки на землю посыпались сотни писем в белоснежных конвертах. Пани Мушек перепугалась до смерти — решила, что убила единственного нашего почтальона. Но пан Мотыль тут же открыл глаза, покачиваясь, поднялся на ноги и принялся осыпать ошарашенную сапожницу комплиментами:
— Брависсимо, мадам! Брависсимо! Я это заслужил… Именно это… Вот бы моя жена хоть чуть-чуть походила на вас! — бормотал он, ползая на четвереньках и подбирая письма.
Но кое-что изменилось. Франек работал, и отношение пани Мушек к деверю стало иным. Вместо того чтобы хвалить его: наконец-то, мол, стал похож на брата, сапожница к нему придиралась. То ей вдруг не понравится, как Франек за столом держит вилку и нож; то, как он поет в ванной, то его привычка вывешивать кеды на шнурках за окно. Что бы Франек ни делал, как бы ни старался ей угодить — смягчить невестку не удавалось.
Как-то раз они вдвоем сидели в кухне. Было еще лето, хоть август уже кончался и дни стали заметно короче. Косые лучи вечернего солнца падали прямо на стол, за которым они сидели. Мушек ушел к клиенту: снимать мерку для новых ботинок. Пани Мушек и Франек пили вишневый сок. В доме еще с обеда ощущался запах жареной курицы. Сапожница сидела на стуле и смотрела в окно. Оба молчали.
Пани Мушек не произнесла ни слова, не удостоила деверя ни единым взглядом, но Франек твердо знал, что опять провинился, что-то сделал не так. Он был убежден, что на самом деле невестка смотрит на него. И чем демонстративнее она отворачивалась, тем крепче становилось в нем чувство вины, хотя он и понятия не имел, в чем эта вина состоит. Наконец он не выдержал и прервал молчание.
— Ты сама забила курицу? — спросил он.
— Нет, — ответила она не шелохнувшись.
— Тебе что-нибудь рассказать? — предложил он.
— Нет, спасибо.
— Могу почитать вслух… только принесу газету, она наверху.
—Сиди.
Пани Мушек смерила Франека взглядом, который более походил на острый кинжал. Глаза ее с укором задержались на его лице, оглядели шею, рубашку и даже брюки. Он позабыл все, что хотел сказать.
— Как случилось, что ты в жизни ничего не достиг? У других работа, постоянный доход. Дом, дети… А у тебя? Пачка старых газет в рюкзаке. Как ты так можешь? Просто не понимаю.
— У меня есть еще шорты и кеды.
— Не смешно. Ведь тебе уж за пятьдесят, пусть ты и выглядишь моложе. В твоем возрасте люди выходят на пенсию и наслаждаются покоем в собственном саду.
— Так и я целыми днями наслаждаюсь покоем в саду.
— Есть разница. Ты не на пенсии.
— Но ведь если меня не знать, просто идти мимо, как определишь, на пенсии я или нет?
— Здесь тебя знают все. Каждый, глядя на тебя, думает: “А вот и дурачок Франек”. Ты вообще в курсе, что о тебе говорят?
— Меня все любят.
— Потому только, что ты в гостях. Вот поживешь с годик, поймешь, что они думают на самом деле.
— Через пару недель я уйду. Осенью.
Пани Мушек потерла лоб, будто ей стало нехорошо.
— Ну, не будем больше об этом.
— Что с тобой? — с беспокойством спросил Франек. — Принести порошок?
— Сиди. Когда ты в последний раз стригся? Франек пощупал свою прическу.
— Точно не знаю… С полгода назад, наверное… С кислой улыбкой сапожница спросила:
— Длинноваты, ты не находишь?
—Угу…
— Через час вернется Антоний, у меня будет куча дел. А сейчас я могла бы сходить за ножницами и остричь тебе волосы. Что скажешь?
— Не знаю. Ты серьезно? — спросил Франек, пятерней приглаживая волосы. Пани Мушек энергично поднялась и принялась убирать со стола.