— Но не все так страшно! — засмеялась Джоан. — Друзья у меня есть: вы двое; врач, который выходил меня, не думая о моих деньгах; медсестра, на которой он скоро женится и которая мне ближе, чем сестра; четверо телохранителей… но они — странно — относятся ко мне скорее как к ребенку, чем как к подруге или работодателю… И один, только один, оставшийся еще с тех времен друг… друг еще Йоханна Смита, богатого, влиятельного и ненавидимого почти всеми.
— Юнис любила его, — мягко сказал Джо.
— Да, Джо. И бог знает почему. Наверное, любовь просто переполняла ее, и она изливала ее на всех, кто оказывался рядом. Попадись ей заблудившийся котенок, Юнис полюбила бы его — а так ей приходилось любить меня…
— Ты его знаешь, Джо. Это Джейк Сэлэмэн.
— Это человек, — кивнул Джо.
— Ты же встречался с ним?
— Близко. Хорошая аура.
— Джо, это тот, о котором ты мне говорил? Адвокат? — спросила Гиги.
— Ну. Джейк, да. На трон, живо.
— Идем, Джоан, а то он нас побьет…
На троне Джо зачем-то слегка изменил их позы, и Гиги тихонько присвистнула:
— Теперь уже точно до вечера… Не шевелись, не чихай, не дыши глубоко…
— И говорить нельзя?
— Сколько угодно.
— А ты сама знала Джейка?
— Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…
— Если они подружились — это здорово. Они подружились, Гиги?
Гиги задумалась.
— Трудно сказать… Мистер Сэлэмэн… Джейк, как ты его называешь… он приходил обычно вечером, когда я кончала позировать. Я почти не общалась с ним. А с тех пор, как мы с Джо поженились, он не приходил…
— Гиги, а как Джо получил художественное образование? Или он самоучка?
— Нет, он учился. Но Джо говорит как? Научиться можно лишь технике, но не творчеству. А творчество для него — все. Он не станет откровенно халтурить, если даже халтура продается легко и дорого, а его настоящие картины мало кто покупает. Я пыталась говорить с ним на эту тему, но он меня устыдил. Больше я не пытаюсь. Джо — он сам по себе, его не интересует, что делают другие художники. Его не интересует слава, не интересуют деньги. Многие наши друзья — художники, мы ходим к ним в гости, зовем к себе… Джо никогда не говорит с ними на профессиональные темы. Ему просто приятно, что они добрые люди. А если бы Рембрандт ему не понравился как человек, Джо не стал бы иметь с ним дела. Джо всего лишь хочет рисовать то, что хочет, как хочет… и не спать в одиночестве.
— Вряд ли ему приходилось спать в одиночестве, — усмехнулась Джоан.
— Возможно. Но Джо не стал бы спать даже с Еленой Троянской, если бы она к нему холодно отнеслась… У тебя есть такой большой парень по имени Хьюго?
— Есть. Ты его знаешь?
— Нет, только слышала о нем… этакий ходячий африканский миф. Так вот, Джо очень хочет нарисовать его — и Джо любит его. Духовной любовью, конечно… хотя ни за что не отказал бы, если бы Хьюго его захотел.
— …позировать, но Джо рассказывал мне, какие картины бы хотел нарисовать. Одну такую: аукцион рабов, и Хьюго на помосте. В цепях, терпеливый, усталый, а вокруг белые работорговцы — и белые женщины не могут оторвать от него горящих глаз… И другую: только Хьюго, огромный, как гора, могучий, мудрый, все понимающий — и любящий. Джо говорит, что это я натолкнула его на эту идею… не помню. Название: «Иегова». Джо просто сгорает от желания написать это…
— Знаешь, я, возможно, сумею помочь…
— Как? Прикажешь Хьюго позировать? Джо не одобрит…