Розенталь отпустил руку не сразу — выпрямился, улыбнулся и только тогда отошел. Йоханн хотел спросить, всегда ли он так ведет себя с пациентами, но сдержался. Тем более что два других врача не приложились к руке, и это его слегка удивило. Йонни Шмидт родился и вырос там (и тогда), где (и когда) поцелуи руки не практиковались; Йоханн Смит к этому обычаю тоже не привык; но мисс Смит начинала понимать прелесть этого давнего обычая. У нее слегка закружилась голова.
Ее отвлек голос, прозвучавший от двери:
— Можно накрывать, мисс Смит?
— Каннингэм! Рад вас видеть. Да, накрывайте, конечно.
Дворецкий отвел взгляд и сказал напряженно:
— Хорошо, мисс.
И слуги, сервировавшие стол, и дворецкий — все двигались, как зомби. Это было даже немного страшновато.
— Подойдите, Каннингэм.
— Слушаюсь, мисс.
Дворецкий сделал несколько шагов и остановился.
— Ближе. Еще ближе. Посмотрите на меня. Прямо на меня. Не отводите глаз. Вас шокирует то, как я выгляжу?
Каннингэм стоял, молча вытянувшись; его кадык прыгал.
— Ну, еще бы не шокировало. Тем не менее это я. А теперь представьте, как это шокировало меня — ведь только вчера я узнал, что превратился в женщину. Я намерен приспособиться к этому; надеюсь, что и вы приспособитесь. И запомните накрепко: внутри я все тот же придирчивый, вредный и противный старый пердун, который взял вас на службу лакеем-охранником девятнадцать лет назад. И я по-прежнему буду требовать исправного несения службы, а «спасибо» обещаю только по большим праздникам. Мы поняли друг друга?
На лице слуги проступила улыбка.
— Да, сэр… то есть, да, мисс.
— «Мисс» пишем, «сэр» в уме… У меня тоже все путается. Старым собакам трудно осваивать новые трюки. Как люмбаго миссис Каннингэм?
— Говорит, что лучше. Спасибо, мисс.
— Передайте ей мой привет. А теперь можете работать.
Завтракали почти весело. Мисс Смит пригубила вино, которое Каннингэм аккуратно и бережно капнул в ее бокал. Вкусовые ощущения были неимоверны, язык обожгло словно глотком старого бренди, а внутри все затрепетало от восхитительного аромата. Неужели обычное шабли может быть таким?.. Нет, с вином мы повременим, решила она и перешла на апельсиновый сок.
Разговор за столом в основном касался хозяйки, но уже не как пациентки: мужчины наперебой пытались привлечь ее внимание. И лишь Джейк ел мало и без аппетита — и старался не встречаться с нею взглядом.
Когда Каннингэм подошел забрать ее тарелку, она удивилась: незаметно с тарелки исчезли яичница и два гренка, а также одна из трех сосисок.
— Кофе, мисс?
— Не знаю. Доктор, мне можно кофе?
— Думаю, теперь вам можно все.
— Первый мой кофе за десять лет — это надо отметить. Каннингэм, полчашечки для меня, по полной для джентльменов — и бутылочку «Мумм» девяносто седьмого года.
— Сию минуту, мисс.
— А если среди нас есть брюзги, которые не пьют шампанское по утрам, — так скатертью дорога!
Таких, естественно, не оказалось. Когда бокалы были наполнены и пена осела, доктор Хедрик поднялся на ноги:
— Джентльмены, тост! За нашу любимую очаровательную хозяйку — долгих ей лет!
Мужчины выпили стоя — и разбили бокалы. На глаза мисс Смит навернулись слезы.
— Благодарю вас, джентльмены. Новые бокалы, Каннингэм. Джентльмены, я прошу вас встать еще раз. Я хотела бы выпить за доктора Бойла… и за тебя, мой старый друг Джейк… и за вас, доктор Хедрик, и за всех остальных врачей и сестер, которые помогали вам и доктору Бойлу… и на которых я кричала, не в силах сдержаться… Но все это позже. Потом. А сейчас я хочу выпить… — слезы потекли по лицу, — за вечную память самой нежной, самой очаровательной и самой красивой девушки, которую я когда-либо знал… за Юнис Бранка.
Выпили молча. А потом Джейк рухнул на стул и закрыл лицо руками.
Доктор Хедрик и доктор Гарсиа тут же оказались около него. Йоханн беспомощно смотрел на все происходящее.
Доктор Розенталь склонился над нею.
— С вами все в порядке, дорогая?
— Со мной — да. Но ужасно жалко мистера Сэлэмэна. Как он?