Фрагменты

— Да, — согласился Сэмм. — Но также... Я размещался здесь или, может, просто путешествовал через эти земли во время революции. Здесь было... — Он снова замолчал, будто воспоминание принесло ему боль. — Ты же знаешь, дома, на востоке, все разрушено или рушится, а здания лежат в руинах или заросли кудзу и сорняками, и все выглядит таким... старым? Каждую минуту наших жизней мы окружены свидетельством того, что сделали, что уничтожили. Но здесь... — Он снова помедлил. — Оглянись вокруг. На много миль нет ни одного дома, лишь гладкая дорога, которая до сих пор неплохо сохранилась. Как будто войны и не было.

— Значит, ты грустишь по напоминаниям о разрушениях? — спросила Кира.

— Не совсем, — ответил Сэмм. — Просто... я всегда думал, от того, что мы — оба наши вида — натворили, миру стало хуже, но здесь мне кажется, будто миру вообще все равно, кто мы есть такие. Или кем мы были. Мы пришли и ушли, а жизнь продолжается, и земля, которая была здесь до нас, останется и после того, как мы все умрем и будем забыты. Птицы будут по-прежнему летать. Дождь по-прежнему лить. Конец не наступил, мир просто... начался с нуля.

Кира молчала, обдумывая его слова. Они казались в чем-то столь чистыми, столь неожиданными от того Сэмма, которого знала Кира. Он был солдатом, воином, твердой стеной, однако сейчас ей открылась и более мягкая, почти лирическая, его сторона, которую Кира никогда раньше не замечала.

Продолжая движение, она смерила его долгим взглядом. Он выглядел на восемнадцать, как и все Партиалы-пехотинцы, но прожил уже девятнадцать лет. Ему было восемнадцать уже в течении девятнадцати лет. Но жизнь он начал, как восемнадцатилетний, получается, ему. . тридцать семь?

Эти мысли совершенно запутали Киру. Она пыталась понять, каков его внутренний возраст.

Как он думает о себе и как — о ней.

«И снова эти догадки, — мысленно прорычала Кира, тряся головой, будто могла избавиться от раздумий так же легко, как от воды, капающей с волос. — Что обо мне думает Сэмм? Что я думаю о Сэмме?»

Она сказала себе, что это не имеет значения, что у них есть более важные причины для беспокойства, но ее сердце, судя по всему, не обратило на это внимания. Она сказала себе, что нет смысла пытаться разобраться в их отношениях, потому что она даже не знает, какими хочет их видеть, и поэтому не представляет, от чего отталкиваться или на чем основываться. Ее сердце проигнорировало все эти доводы.

Ее разум яростно работал сам по себе, размышляя о том, кто такой Сэмм, что он такое, откуда он, чего он хочет и какое отношении к этому имеет Кира, девчонка, которая постоянно подвергает опасности его жизнь. Он говорил о том, что мир обновил себя, а Кира могла лишь надеяться быть в этом мире вместе с ним. Такой же разговор часто бывал у нее с Маркусом, и каждый раз ей чего-то не доставало. Но с Сэммом...

«Нет. Я здесь не для этого. Моя задача в другом. Думать о будущем с Сэммом — бессмысленная трата сил, когда он все равно через год умрет из-за партиалского «срока годности».

Найди ответы. Реши задачу. Ты не будешь жить, если не добьешься той жизни, которая будет достойна того, чтобы ее прожили».

Кира ехала вперед и смотрела, как садится солнце, как красное небо становится розовым, затем синим, а потом приобретает самые богатые оттенки фиолетового, которые она только видела.

Она смотрела, как появляются звезды и начинает казаться, будто их свет заливает всю прерию.

Они разбили лагерь в открытом поле и поджарили кроликов, которых Херон поймала с помощью силков. Кира закрыла глаза и притворилась, будто конец света никогда не наступал, будто это только начало, а когда она проснется утром, весь мир будет таким, как это место — исцеленным и единым, нетронутым человеческим вмешательством, или восстанием Партиалов, или любым другим признаком цивилизации. Она заснула, и ей приснилась темнота.

На следующий день они увидели первое отравленное дерево.

Ветер переменился. Вместо сильных восточных потоков Великих Озер постепенно, усиливаясь с каждой оставленной позади милей, стали дуть южные ветра Мексиканского залива.

Пока все было в порядке, но это скрученное, чахлое, совершенно белое дерево стало первым признаком того, что легкие дни закончились. Путники приближались к токсичной пустоши.

На второй день Кира почувствовала запах; это было лишь слабое дуновение, короткая струя, которую донес до нее ветер. Отравленный воздух пах чем-то кислым с металлической привкусом.

Это напоминало смесь серы, дыма и озона. Легкий порыв, который тут же улетучился.

Днем позже этот запах разбудил Киру и простоял б ольшую часть суток. Вдоль дороги стали встречаться редкие рощи выбеленных деревьев, напоминающих зловещие скелеты. Трава, которая жалась к жердям изгородей, стала более бледной, чахлой и слабой. С каждым днем она выглядела все хуже.