Читаем Фрагментарное копыто неподкованной собаки полностью

Когда тень, отбрасываемая палубным, накрывает лоснящуюся потом спину сидящего впереди меня гребца, Александр резко ослабляет усилие. Его весло начинает отставать. Палубный мгновенно определяет, кто виновник - на то он и палубный, - и взмахивает бичом. Но Александр - неслыханное дело! - ухитряется увернуться от удара. Молодой, ловкий, еще не отупевший и не смирившийся...

Палубный, опешив от неожиданности, не кричит, а буквально ревет и, сделав пару быстрых шагов по направлению к строптивцу, раз и другой взмахивает бичом.

Теперь он стоит совсем близко от меня. Настолько близко, что я, несмотря на оковы, могу вытащить из-за его пояса длинный нож.

Сил у меня немного, но, лезвие ножа столь остро, что он без труда входит в толстое брюхо палубного по самую рукоятку.

Вместо того чтобы отнять у меня нож, палубный хватается за живот, наклоняется, пытаясь зажать обеими руками огромную рану, и я вонзаю лезвие ему в горло. Последнее, что я успеваю, - это завопить, точнее, захрипеть от радости.

Никогда в жизни я не был так счастлив, как в это мгновение.

Но этот хрип, похоже, отнимает у меня последние силы. Выбеленные ветром, водой и солнцем доски палубы становятся такого же цвета, как хлещущая из ран моего врага кровь, - черного. Потом палуба вдруг опрокидывается на меня, я пытаюсь оттолкнуть ее рукой...

- "Коробейники кукуют..."

- Это - одна из палат, - сказал Шпак, гостеприимно распахивая дверь. Подождав, пока все корреспонденты войдут и разместятся вдоль стен, он продолжил:

- Всего таких палат сто двадцать восемь, и в каждой - по восемь саркофагов.

Саркофагами он назвал закрытые прозрачным пластиком ложа, установленные "ромашкой". В сердцевине "цветка" стоял замысловатой формы агрегат, к которому от каждого саркофага тянулись провода и шланги. На ложах, укрытые простынями, лежали мужчины и женщины. Лица их были безмятежно-спокойны и абсолютно неподвижны.

- Как видите, ни один саркофаг не пустует. Более того, освобождения каждого из них ждут три-четыре человека. И это несмотря на то, что стоимость сеанса, в зависимости от его продолжительности, составляет сейчас от двадцати до ста тысяч долларов!

- Вы обещали ответить на мой вопрос.

- Ах да! Дело в том, что это - первый в мире витаскоп. Аналогично тому, как это делается сейчас во всех других витаскопах, гипернейрокомпьютер должен был навевать введенным в состояние летаргии пациентам сны, почти неотличимые от реальности. Для этого в него были введены все сюжеты мировой литературы, кинематографа, театра и телевидения, из которых витаскоп мог создавать всевозможные комбинации.

Первое время он так и делал. На контрольных экранах врачи могли видеть то же самое, что видели - точнее, переживали - их пациенты. Еще врачи могли подбирать желательные на их взгляд сюжеты и просматривать их на дисплеях до показа пациентам.

Но вскоре после запуска с витаскопом что-то случилось. Он вышел из повиновения и начал показывать сны, не заложенные изначально в его память. Эти сны теперь уже совершенно неотличимы от реальности. Лишь на самом дне подсознания пациента сохраняется память о том, кем на самом деле он является. В результате число желающих выложить залоговые тридцать тысяч за сеанс лечения утроилось. Соответственно утроилась и цена сеанса: ведь количество саркофагов, одновременно обслуживаемых первым витаскопом, не могло быть больше 1024. Ну и чтобы как-то отличать ставший уникальным витаскоп от появившихся вскоре других подобных машин, ему придумали новое название - витатрон.

- Вы не могли бы объяснить, что именно произошло с вашим витаскопом и почему он с тех пор остается уникальным?

- Ученые считают, что в силу неимоверно большого количества нейроноподобных логических элементов и связей между ними, характерных для гипернейрокомпьютера, и благодаря тому, что он почти напрямую выходит на сознания пациентов, произошло своеобразное "короткое замыкание" на витаскоп того, что тибетские монахи называют "хроники Акаши", а Карл Густав Юнг окрестил смысловым полем. То есть витаскоп получает материал для проведения сеансов из той почти нематериальной субстанции, в которой хранится информация о наиболее сильных эмоциях всех людей, живших когда-либо на земле. Но, как известно, короткое замыкание всегда происходит только в одном месте. Все остальные витаскопы навсегда таковыми и останутся.

- Правда ли, что каждый вышедший из летаргии пациент допрашивается полицией и учеными?

Перейти на страницу:

Похожие книги