Фосс

Значит, коренастый тип — тот самый Джадд.

Он так и стоял сбоку от Пэлфримена. Видимо, сам назначил себя в медбратья, и пациент принял это как должное.

Джадда представили Фоссу, и мужчины обменялись рукопожатиями.

Бывший каторжник держался скромно, что при его комплекции и силе особенно бросалось в глаза. По сути, он являл собой сочетание силы и нежности, вроде корявого дерева, которое изуродовали время и непогода, но при этом серебристая листва дрожит от каждого дуновения ветерка и испускает тонкий, нежный аромат. В волосах его блестела седина, шея пошла глубокими складками. Сложно сказать, сколько ему исполнилось полных лет, хотя он не был стар. Говорил он тихо и довольно грамотно. Знаниями и опытом Джадд наверняка обладал значительными, однако не спешил делиться ими со всеми подряд, и их приходилось извлекать из него чуть ли не клещами. Не то чтобы он не доверял людям, скорее перенесенные некогда несправедливость и унижение запечатали его уста. Восстав из гроба прежней жизни, он все еще не мог осознать произошедшего с ним чуда.

— Теперь, когда все собрались, давайте скорее садиться к столу, — предложила миссис Сандерсон. — Полагаю, вы голодны, мистер Ангус.

— Я всегда голоден, — покладисто кивнул молодой человек, сделавшись на удивление молчалив.

Миссис Сандерсон принялась рассаживать гостей.

— Вы, мистер Ангус, садитесь сюда. А вы, мистер Джадд, туда.

Коснувшись спинки стула, Ангус покраснел и смутился, в то время как Джадд, казалось, видел грустную иронию в ситуации, в которой ему уже приходилось бывать.

Фосс понял, что им придется сесть за стол с бывшим каторжником, и эта перспектива занимает все помыслы юного помещика. Немец задумался, не превышают ли собственные преступления Ангуса, в которых тот мог бы сознаться в порыве откровенности, того, что совершил Джадд. Вероятно, при случае он сумел бы найти в этом утешение. Однако Фосс мигом отринул эту мысль. В нем росла острая неприязнь. Хотя против Джадда-каторжника он ничуть не возражал, в качестве члена экспедиции Джадд вызывал у него серьезные опасения.

— Ну же, — сердито воскликнул мистер Сандерсон, — вы будете садиться или нет?

Гости питали к хозяину глубокое уважение и не ставили под сомнение его превосходство, поэтому молча проглотили обиду и дружно уселись за стол.

Девушки внесли большую супницу и массивные тарелки.

— Насколько я понимаю, мистер Джадд живет где-то неподалеку? — Немец старался говорить доброжелательно, но был готов к любому, даже самому неприятному исходу беседы.

Бывший каторжник лишь перевел на него взгляд и открыл рот. Он понадеялся на помощь хозяина, с каковой Сандерсон медлить не стал.

— Мистер Джадд занял несколько акров на границе нашего участка, — пояснил он. — Как видите, мы с ним ближайшие соседи, к счастью для нас, потому что в любое время можем воспользоваться его помощью и советами.

Джадд принялся за молочный суп с картофелем и сладкими травами и вроде бы совершенно успокоился. Бывший каторжник воспринял защиту Сандерсона как должное или же сделал вид, что ее принимает. Иные из присутствующих тут же изменили свое мнение и задумались, что сказали бы сами, очутись они в подобных обстоятельствах. Джадд продолжал есть свой суп. Чужое мнение его не волновало.

Ужин удался на славу. Подали большое, хрустящее запеченное седло барашка, блюдо со свежими ароматными сливами, и сдобренная вином беседа потекла самым приятным для всех образом.

Вечер шел своим чередом. Он был не из тех, на которых обсуждают важные вопросы. Это стало ясно по особому освещению и атмосфере. Миссис Сандерсон намеренно не давала гостям углубляться в серьезные темы и получала удовольствие, вспоминая званые вечера времен своей юности с музыкой и играми. Она раскраснелась и часто поглядывала на мужа, который предотвращал стычки между друзьями дома собственными методами. Он принялся рассказывать об их житье в Рейн-Тауэрс, начиная с прибытия двух молодых белокожих англичан на запряженных быками повозках с небогатым имуществом, и как они сперва обгорели дочерна, потом покрылись волдырями и наконец загрубели, но самое главное — навеки закрепились в тех землях с помощью привычек своей новой повседневной жизни. Перед мысленным взором слушателей воочию вставали простые и яркие образы прошлого, хозяин тем временем добавлял к ним впечатления о диких зверях, о любимом ружье, о холодных родниках в горах или об одичалом псе, которого не смог приручить. Как-то раз, когда он пробирался через заросли папоротника верхом, лошадь задела копытом человеческий череп. Вероятно, он принадлежал какому-нибудь каторжнику, что сбежал из прибрежных поселений в поисках рая, по мнению несчастных находящегося где-то на севере континента.

Рассказчик описал череп столь подробно, что Ральф Ангус буквально ощутил, как раскидистый папоротник прорастает сквозь его собственные глазницы. Джадд внимал молча. Фоссу временами казалось, что его молчание исполнено глубочайшего смысла.