Фосс

– Я тут подумала, – продолжила его рассудительная супруга, – что мы можем устроить небольшое торжество – пара птичек, говяжье бедрышко и еще несколько блюд. И бутылка или две хорошего вина. Что до друзей мистера Фосса, то я не намерена приглашать всех и каждого, ведь некоторые из них, насколько я понимаю, люди простые, зато один или два вполне comme il foh[5] и привыкли бывать в обществе леди. У Беллы есть новое платье, которого еще никто не видел, а Лора, конечно, очаровательна в любом наряде.

Так супруга мистера Боннера понемногу его уговорила и под конец поцеловала в лоб.

Миссис Боннер задумала свой план в пятницу, ровно за неделю до предполагаемого отбытия экспедиции морем в Ньюкасл. Уже после обеда Джим Прентис, оседлав Гамлета, взял приглашения, написанные прекрасным почерком мисс Тревельян, чтобы завезти их мистеру Фоссу и мистеру Топпу, а также мистеру Пэлфримену, коего решили считать comme il foh. Еще ждали мисс Холлиер – ее всегда звали для ровного счета, если за столом не хватало леди. Мисс Холлиер была немолода, доход имела скромный, зато обладала иными, поистине исключительными достоинствами. Умея слушать, она порой вкладывала в головы собеседников идеи столь удачные, что ее предложения тут же принимались за свои. Более того, в данном случае ее кандидатура оказалась как нельзя кстати, потому что мисс Холлиер состояла в дальнем родстве с мистером Сандерсоном из Рейн-Тауэрс, одним из покровителей экспедиции. И, наконец, Том Рэдклиф. В списке гостей миссис Боннер, которым разослали приглашения, лейтенант не фигурировал лишь потому, что на правах жениха бывал в доме почти ежедневно. Соответственно, присутствие Тома на званом вечере воспринималось как должное.

Вот каких гостей ждали Боннеры в ближайшую среду.

Атмосфера вечера намечалась совершенно феерическая. Белла Боннер вошла или, скорее, вплыла в комнату кузины, чтобы показать свое новое платье. Ослепительно белая ткань струилась и сверкала, руки и плечи купались в водопадах света, не оставляя теням ни малейшего шанса. Прическа девушки также сияла – ее довольно непослушные, но милые волосы все еще хранили тепло и запах солнца.

– О, Белла! – воскликнула Лора.

Девушки расцеловались не без нежности, в то же время стараясь не сбить причесок.

– Платье мне мало! – удрученно вздохнула Белла. – Того и гляди лопнет. Вот увидишь!

– Тогда нам конец! – вскричала Лора.

Обе расхохотались до слез. Они так разошлись, что чуть не умерли от смеха.

– По крайней мере, мисс Холлиер ничего не заметит, – излишне громко выпалила Лора сквозь смех, – разве что ты заявишься в своей самой дрянной рубашке и нижней юбке. Уж очень хорошо она воспитана!

– Прекрати, Лора! – молила Белла, утирая слезы. – Перестань, Лора! Хватит! Может, и не мисс Холлиер, так кто-нибудь другой. Полагаю, мистер Фосс замечает абсолютно все.

Девушки образумились, вспомнив, сколько им лет, вздохнули и принялись приводить себя в порядок.

Хотя на Лору обращали внимания меньше, чем на Беллу, в тот вечер она была очень красива. Это стало ясно немного погодя. Белла распустилась сразу, как цветок по весне, Лоре же требовался особый климат. Она нарядилась в синее платье приглушенных тонов, которое не сверкало, а нежно мерцало, придавая рукам и плечам таинственный ореол. Прелестная головка была как драгоценный камень темного цвета и такой редкой разновидности, которую многие люди не замечают, потому что их не научили ею восхищаться.

– Давай спустимся, – предложила Белла, – пока maman не пришла, и выпьем по глоточку чего-нибудь для храбрости.

И девушки, припудренные тальком и благоухающие лавандовой водой, устремились вниз по крутой лестнице. На груди у обеих были приколоты букетики камелий, поэтому идти приходилось очень прямо, чтобы неосторожное движение или порыв чувств не заставил лепестки побуреть.

Тем вечером могло случиться что угодно. Две большие лампы превратили гостиную в округлое светящееся яйцо, вскоре вместившее гостей. Все словно ожидали, что из их общения вылупится нечто стоящее. Или этого не могло произойти? В глазах мелькала надежда, искушенные опытом веки и сами заключали в себе яйцевидные формы, испещренные необщительными венами. Все это время белые нити голосов переплетались и цеплялись друг за друга. От мужских голосов волокно становилось более упругим. Однако никто не говорил того, что хотел сказать. Разговор уходил в сторону, пока собеседники стояли и с улыбками наблюдали за происходящим, перенимая и произнося, не без некоторой искренности, совершенно не идущие к делу слова. Для столь раннего часа это был довольно мучительный сон.

Пока наконец Том Рэдклиф, пылающий алым мундиром и той самоуверенностью, которую придает солидное состояние, не развеял эту нелепую грезу и не взял реальность за руку. Удивительное платье, коснувшись его кожи, вызвало у лейтенанта любовный трепет. Все остальные, разделяя общий восторг, согласились, что прекрасная Белла прекрасна как никогда.

Даже мистер Фосс ощутил внезапный приступ тоски по родным нивам и спелым яблокам.