Фортуна в лохмотьях

Через сутки меня выпустили под залог, который оплатил Михаил Иванович. Потом началась эпопея: суды, адвокаты, необходимость дать крупную взятку. Салон пришлось закрыть, а дом и машину продать. Всем занимается Михаил Иванович, даже приведением в чувство трясущегося как осиновый лист Олега. Они с Леной предлагают переехать жить к ним. Сынуля говорит: «Это все-таки твоя квартира. А мне, наконец, нужно подумать и о своей», а Лена дрожащим голосом добавляет: «Мы можем квартиру снять, когда родиться ребенок». И тут я замечаю, что у Лены приличный живот, и впервые за эти дни, на минуту выплываю из сна. У меня будет внук! А она говорит об этом так, как будто я все знаю. Может, они мне уже объявили, а я просто не услышала, не заметила? От их гостеприимства я отказываюсь.

День последнего суда и вынесения приговора совпал с днем, когда в мой дом въехали новые жильцы. Накануне, все мои пожитки были перевезены в однокомнатную квартиру, снятую  Михаилом Ивановичем в спальном районе. Вердикт судей был таков, осуждена по статье… УК Украины «…не оказание помощи пострадавшему…». Мои деньги и Иваныча связи заставили всех присутствующих в этом голом и холодном зале поверить, что Лара упала с пирса сама, а я лишь испугалась и убежала. Дали два года условно, а это значит - свободна, и теперь мне тюрьма не угрожает, если не приспичит вдруг убить кого-то еще…

-Надеюсь, тебе в ближайшее время не приспичит убить кого-то еще? - говорит Михаил Иванович в унисон моим мыслям, - а если приспичит, позаботься сначала об алиби.

Ответа он не ждет, так как привык, что с того времени, как все это случилось, я либо не реагирую на слова окружающих, либо реагирую слабо и не адекватно, может потому, что 2 месяца глотаю успокоительное. Ждем такси перед входом в здание суда. Солнце печет - лето в зените. В сквере возле суда шумно: кричат дети, молодежь целуется, сидя на парапете у фонтана, старушка ругается с продавцом газет - жизнь.

Смотрю на своего благодетеля. Думаю, самое время сказать «спасибо». Беру его за руку и вымученно улыбаюсь:

-Миша, приходи вечером, налепим суши?

Он как-то мнется, и потихоньку высвобождает свою руку из моих ладоней. Вдруг, осознаю, что за все это время я ни разу не подумала о нем. Не подумала о том, что он чувствует, чего хочет, что он, в конце концов, думает обо всем этом, обо мне?

-Наташа, послушай, что я тебе скажу, - он тянет меня за собой на скамейку. Садимся.

-Наташа, я надеюсь, что теперь у тебя все будет в порядке. Отдыхай, но в течение двух месяцев, тебе нужно устроиться на работу. Квартира оплачена на 3 месяца вперед.

-Ты меня бросаешь? - мне не верится, но его глаза говорят, что это не ссора, а окончательный разрыв, и он произошел не сейчас, давно. Никакой боли, никакого сожаления.

-Ты сама бросила меня…

-Но…

-Мне пора заняться семьей.

- ?

- Махровая ты эгоистка, Наташа! Нужно исправляться. Не хорошо так! За все время, как я вытаскивал твою блондинистую задницу, не разу не поинтересовалась, как у меня дела.

-Ну, ты ведь знаешь, что я пережила!

- Как же не знать, хотя и предпочел бы не знать вовсе. А вот у меня все хорошо. Женат, ждем ребеночка.

-Я понимаю, - мямлю в ответ, хотя понимаю только одно, «я осталась одна». И еще «у меня проблемы, и их придется решать самостоятельно».

- Миша, можно последний вопрос?

Подъезжает такси. Михаил Иванович открывает передо мной дверь, и весело так отвечает:

-Задавай! Только не последний, а крайний!

-Зачем ты все это для меня делал? Ведь тебя и самого могли посадить за взятку?

-Зачем? Ты попросила. Да и не чужие мы люди.

Он захлопывает дверь, застегивает на внушительном животе легкий помятый пиджак и уходит из моей жизни.

Глава 24

Грузный профессор спит, положив щеку на большую ладонь, заканчивающуюся щедро покрытыми рыжей шерстью коротенькими пальчиками. На его бульдожьей мордочке застыло умилительно детское выражение. Тонкая струйка слюны аккуратно стекает в ладонь. С трудом отрываю взгляд от этого зрелища неги, оглядываюсь по сторонам. Слева, справа и напротив, за овальным столом сидят молодые и старые мужчины, в одинаковых однобортных пиджаках разного оттенка серого. Многие спят, другие ковыряют ногтем в столе или крутят в руках канцелярию. И только один из них, восседающий на трибуне, что-то читает вслух, но настолько ровным голосом, что возникает вопрос, не делает ли он это в состоянии гипнотического сна?

Чтобы не поддаться и не заснуть, нужно что-то делать. Например, налить себе воды.

- О, о, о… - сквозь полуоткрытую пробку вода хлещет во все стороны, оставляя темные пятна на тех серых пиджаках, которым не посчастливилось оказаться рядом со мной.

Все взгляды устремлены в мою сторону, слишком долго для тактичных людей. Ну, разлила чуть воды. Но зачем же так пялиться? Даже выступающий молчит и, застыв в выжидательной позе, буравит меня взглядом.

Пиджак слева тихонько толкает под локоть и шепчет:

-Наталья Сергеевна, вас объявили. Вам идти.