Женщин она разглядывала с особой дотошностью: цвет губной помады, крутизну мини-юбок, модели обуви. Как все просто – делают покупки, прогуливаются, спешат на работу, едят с подругами в ресторанах или фланируют в сопровождении мужчин. Она всматривалась в лица женщин, наверняка ни одна из них не может когда-нибудь оказаться в тюрьме. Это было видно сразу. Потому что они никогда не попадут в ситуацию, которая заставит их совершить чудовищную глупость. Они от нее застрахованы. И даже не догадываются об этом! Ей хотелось бы иметь такую же, как у них, большую сумку с блеском для губ, щеткой для волос, органайзером «Филофакс», кредитными картами и всем прочим. Продолжая идти, перекидывая из руки в руку свой мешок, она видела и других девушек, сбившихся с пути; кожа их была блеклой, в сальных волосах торчала какая-то дрянь. Или слишком коротко постриженных, или выкрашенных в зеленый цвет. А еще татуировки, кольца в носу. Все в них громко заявляло: вот она я,
Возможно, я пытаюсь припомнить себя, подумала Кристина. Но разве не ясно, что
Нетрудно представить, что будет потом – преподнесет на тарелке и свое сердце, и свою печень, станет умолять о прощении, и она себя возненавидит в любом случае – или за то, что простит, или за то, что далеко пошлет. Рик живет на Лонг-Айленде и работает на рыбацкой лодке, пусть он там и остается. Никогда не хотелось бы с ним встретиться. Да гори он в аду, если уж на то пошло.
Она зашла в магазин электроники и попросила там пакет побольше. Переложила в него свои пожитки и рассталась с мешком для мусора. В Сохо, идя на север по Бродвею, Кристина заметила Центральный филиал музея Гуггенхейма, вошла внутрь и разжилась большой бумажной сумкой с логотипом музея. Вот это уже гораздо лучше. К северу от Хустон она остановилась в маленькой пиццерии, заказала два куска пиццы с разными приправами и колу – холодную, восхитительную кока-колу – отнесла промасленную бумажную тарелку к столику в глубине и оглянулась, разглядывая других посетителей: посыльных, секретарш, строительных рабочих. Она поднесла теплую корку ко рту, вдохнула запахи трав – орегано и базилика, и вдруг начала всхлипывать. Каким же безумием было все, что с ней произошло. Четыре года потеряно. Вся жизнь была разодрана в клочья – ее квартира, ее книжки, ее кошка, люди, которых она знала. Она долго привыкала к ненавистной тюремной рутине, которая была по крайней мере
Полчаса спустя Кристина нашла то, что искала. «Секонд-хенд» в Ист-Виллидж, в витрину которого било яркое солнце позднего утра. Она вошла внутрь, зазвенел колокольчик, и пожилой продавец в розовой футболке поднял глаза от журнала и затушил сигарету.
– Хай, дорогая, – его взгляд скользнул по ее гуггенхеймовской сумке.
– Я сюда раньше частенько захаживала, в старые времена. – Она огляделась вокруг. – Однажды купила сногсшибательное кимоно.
Продавец поправил на носу бифокальные очки.
– Я тебя помню!
– Уезжала.
Его глаза просветлели.
– С мужчиной на поезде? С красавцем в фетровой шляпе?
Она улыбнулась.
– Не совсем чтобы так.
Он вышел из-за прилавка и оценивающе оглядел ее.
– Что ж, тогда дай-ка я попробую
– Пожалуйста.
Он принял вызов серьезно.
– Что ж, похоже, это было – бедствие, буря, и она тебя унесла, дорогая, и ты оказалась бессильна противостоять ей!
– Что-то вроде этого.
– И ты приходишь сюда,
– Все так, – она улыбнулась. – Мне хотелось бы купить платье, такое, чтобы оно не выглядело дешево, поприличнее.
Он кивнул.
–
Он начал перебирать вешалки с платьями, вытащил красное хлопчатое.
– Нет.
– Нет?
– В нем я буду выглядеть слишком плоско.
– Но, красавица моя, о тебе этого
– Разве вы парней не знаете?
– О да, знаю.
– Мне нужно что-то
– Такое, чтобы говорило: а вот
– Именно.