Ступай в светелку — иерархически старший брат, друг-Гомозун водки-«смирновки» нальет за неоценимую помощь! Нальет, гм-гм, как пить дать! Примешь «губастого» и на боковую. Полчетвертого утра.
«Это судьба, старик, что ты здесь и сейчас, это судьба!» Или бОльшую помощь мент-Токмарев оказал коммерсанту-Гомозуну, очутившись в нужное время в нужном месте — и не здесь и сейчас, а в пятницу вечером, сунувшись в свою бывшую квартиру (ныне офис «Tuore tuuli»), со всеми вытекающими… Спутал карты, выбил из колеи, отвлек на суету сует — труп, милиция, то, се. До грузовиков ли с говном «Свежему ветру»! (Г-ну Пудрэ — до грузовиков. Но он далеко-высоко-недосягаемо. А тут отдувайся за него аборигены Чепик, Жуков и др.)
Снег с дождем. Дождь со снегом. Производственная тема исчерпана. Холодрыга. Один, совсем один.
А у
Комок в горле — да. У Артема. Откуда ни возьмись. Не от гордости. Волей-неволей впал не в детство, но в отрочество: никому я не нужен, никто меня не любит!
Тс-с, Токмарев! Это рецидив погоды, это давление, это реакция: после штурмовщины — расслабон. Пересиль и плюнь.
Плюнул. И пересилил. Бы. Не разыграйся контузия по нарастающей. Белое каленье!
Гомозуну бы — с его полусимуляционным «уй-юй!».
Юдину бы — с его хваленой игротекой «Здоровье» для снятия пограничных состояний, головных болей и пр-р-р…
Гречаниновой бы — с ее целительным массажем под вонь сандаловых палочек!..
Артем на цыпочках (мало-мальское сотрясение отдавалось дичайшей болью) нетвердо про-шест-во-вал в корпус, в холл, по лестнице в коридор, в номер, откуда гомон.
Открыл (мимолетно уязвился: для барина, для иерархически приподнятого, супер-люкс на запоре берегли, а для нас, для черной кости «на земле», и бизнес-класс сгодился?!).
Не переступив черту, не войдя в супер-люкс,
— Груз доставлен и уложен. Люди отбыли. Распоряжения?
— Те-о-ома, иди к нам! — завопил одноклассник-Гомозун. (Умеет, паразит, прикинуться!) — Все нормуль?!
— Да.
— А плиты поверх настелили?
— Ты не сказал.
— На-а-адо было настелить, старик. Что ты как маленький!.. Эй, куда?!
— Я дезактиваторщик, не крановщик, но попробую. Кран там что-то барахлит…
— Брось, старик! Завтра подъедут со специалистом — на двадцать минут работы. Мы и так тебя заждались! Примешь «губастого»?
Заждались, ага!
Турмалаи уже — в хлам. Еще пытаются вязать лыко, но уже не колышутся. Баиньки? Или по машинам? (Ясно, кому заранее уготавливались нумера на этаже! Не работягам-чернобыльцам!) Баиньки-баиньки!
Марик, осекшийся на концовке анекдота (индианке Мае) «…папа, дай денег!» при возникновении Токмарева:
— О! Арт! Опухает, блиннн! — с кивком на помятую ногу.
Гречанинова, преувеличенно доброхотливая:
— Покажи! У-у… Потерпи. Лед в холодильнике доморозится — приложим… — Токмарев для нее не существует. «Тем, что? Я же чувствую!» в прошлом. Не могла не почувствовать — как раз «что».
Дива Мая (прежний непроизвольный искра-контакт) и та не заискрила — улыбнулась дружелюбно и отрешенно: присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь. Дружелюбно, да. Но отрешенно.
— Потом, — сухо отказался Артем от «губастого». — Я говорю, люди отбыли.
— Можно, можно! Дав-вай сюда своего Куджу!
— Архара!
— Архара, Архара! Дав-вай! Можно!
…Токмарев на цыпочках нетвердо про-шест-во-вал обратно (коридор, лестница, холл, подвал — спортзал). Мыслей — пшик. Кроме пульсирующей «И ни одна собака, ни одна собака! Кроме собаки, ни одна!» Контузия. Отказ мозгов. Ничего-ничего! Псина выручит. Друг ты мой единственный!
С третьей попытки вставил ключ в скважину. Провернул.
— Руки в гору! — рыкнуло за спиной.
Ствол в затылок:
— Руки в гору, урус!
Находись Токмарев в добром уме и полном здравии, загодя ощутил бы опасность. В любом случае не подпустил бы вплотную.
И не осмелились бы приблизиться вплотную. Пример Алхаста-Канташа-Селима — другим наука. Толстой-Юрт…
Увы, Токмарев не в добром и не в полном…
Малокоординированная походка понята однозначно: пьян! Внушал ему правоверный Марзабек, внушал: от одной капли веселым становишься, от двух капель злым становишься, от трех капель свиньей становишься. Урус в состоянии постичь мудрость, завещанную Аллахом?! Не в состоянии. Пьян-свинья-урус! И вообще не в состоянии (пребывая в таком состоянии) загодя ощутить опасность.
Он трезв. Но приступ…
Руки поднял. Тяжело оперся ладонями на дверь спортзала — по идее, должна поддаться. Провернулся же ключ! Впасть внутрь тряпичной куклой, мягко, унырнув от ствола. Перекатиться вбок, выхватить из-за пояса «тэтэшку»…
Дверь не поддалась. Или замок на два оборота, не на один? Или открывается наружу, не внутрь? Забыл, не помнит, приступ.
«Тэтэшка» — тю-тю. Обшарили умело, «тэтэшки» лишили. Острастки ради добавочно ткнули стволом в затылок. Болевой шок, болевой порог.
Дальше — темнота…
Дальше — свет.