Форрест Гамп

– Вы просто созданы для Сената, – говорит один парень – в костюме с бабочкой и сигарой во рту. – Футбольный кумир «Медведей Брайанта», герой войны, знаменитый космонавт и доверенное лицо президентов – чего еще можно требовать от кандидата? – Звали его мистер Клакстон.

– Послушайте, – говорю я ему. – Да ведь я – идиот. Я не разбираюсь в политике!

– Вот это и хорошо! – говорит мистер Клакстон. – Такие люди нам и нужны! Вы – соль земли, скажу я вам. Соль земли!

Эта идея мне не понравилась, как и вообще всякие идеи относительно меня, потому что именно из-за них я и попадал во всякие переделки. Но когда я рассказал об этом маме, у нее в глазах. само собой, появились слезы и она сказала, что гордится мной, и что ее заветная мечта – чтобы ее сын восседал в Сенате США.

Ладно, подошел день для объявления в выдвижении в кандидаты. Мистер Клакстон и его команда сняла зал в Мобайле, и вытащила меня на сцену перед аудиторией, заплатившей по полдоллара, чтобы послушать, какую чушь я буду толкать. Сначала было несколько длинных речей, а потом настала моя очередь.

– Дорогие сограждане, – начал я. Мистер Клакстон заранее дал мне речь, которую я должен был произнести, и кроме того, его люди должны были задавать мне вопросы из зала. Тут же засветились огоньки телекамер. а репортеры заскрипели перьями. Я прочел всю речь, не очень длинную и бессмысленную – впрочем, как я могу об этом судить? Я ведь всего лишь идиот.

А когда я кончил, встает одна дамочка из газеты и заглядывает в свой блокнот:

– Мы стоим на грани ядерной катастрофы, – говорит она, – экономика в кризисе, нас ненавидят во всем мире. в наших городах царит насилие, каждый день люди умирают от голода, повсюду царит неверие и жажда наживы, иностранцы наводнили нашу страну и отбирают работу у наших граждан, профсоюзы прогнили, черные дети умирают в гетто. налоги чрезмерны, в школах царит хаос и страх, голод, отчаяние и призрак гражданской войны нависли над страной. Что же по вашему, является наиболее насущной потребностью момента, что бы вы хотели сделать в первую очередь? – Зал затих, так что было услышать, как летит муха.

– Я хочу писать, – говорю я.

И тут публика взорвалась! Люди вопили и размахивали руками, а кто-то в задних рядах начал скандировать мои слова, пока весь зал не подхватил их:

– МЫ ХОТИМ ПИСАТЬ! МЫ ХОТИМ ПИСАТЬ! МЫ ХОТИМ ПИСАТЬ! – орали они.

Мама сидела позади меня в президиуме, она подскочила и оттащила меня от микрофона.

– Как тебе не стыдно, – прошипела она, – так себя вести на людях!

– Ничего, ничего, – говорит ей мистер Клакстон. – Отлично! Им это нравится! Мы сделаем их этого лозунг нашей избирательной компании!

– Что это?! – поразилась мама. Глаза у нее превратились в щелки.

– МЫ ХОТИМ ПИСАТЬ! – отвечает мистер Клакстон. – Вы только вслушайтесь! Ни у кого еще не было такого прочного контакта с аудиторией!

Но маму на это не купишь.

– Где это вы слышали, чтобы такие слова становились лозунгом избирательной компании?! – спрашивает она. – Это просто отвратительно, непристойно – и кроме того, какой в этом смысл?

– Это просто символ, – отвечает мистер Клакстон. – Понимаете, мы наделаем массу всяких плакатов, значков, наклеек. Привлечем радио и телевидение. Да это просто гениальное выражение! МЫ ХОТИМ ПИСАТЬ – это символ неподчинения гнету государства – символ удаления всего нечистого, что накопилось в нашей стране…. Этот образ сочетает в себе фрустрация и одновременно воплощение желания!

– Да вы что! – воскликнула мама. – Вы что, спятили?

– Форрест, – сказал мистер Клакстон, – вы уже на пути в Вашингтон!

По крайней мере, так казалось поначалу. Кампания под лозунгом «Мы хотим писать» пошла очень хорошо, эта фраза стала поговоркой. Люди выкраивали его на улицах и из машин, телекомментаторы и журналисты не жалели сил, разъясняя народу, что это значит. Проповедники оглашали ее с амвонов, а школьники скандировали на уроках. Похоже, я становился неоспоримым лидером в предвыборной гонке, потому что мой конкурент не нашел ничего лучшего, как подхватить мой лозунг в виде «Я тоже хочу писать!» и расклеил его по всему штату.

А потом, как я и опасался, все рухнуло.

Когда лозунг «Я хочу писать» распространился по всей стране, «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк Таймс» прислали своих журналистов на разведку. Они очень мило поговорили со мной. а когда вернулись домой, то начали копаться в моем прошлом. И вот на первой странице газет замелькали заголовки типа: «Темные пятна в прошлом кандидата в сенаторы».

Прежде всего, они написали, что меня вышибли из университета в первый же год. Потом они раскопали эту историю обо мне и Дженни в кино, когда меня отвезли в участок. Потом они нашли фотографию, на которой я демонстрирую свою задницу президенту Джонсону. Они навели справки о моей жизни в Бостоне и «Треснувших яйцах», и масса народа рассказала, что я курил травку, и как-то замешан в «деле о возможном поджоге» в Гарвардском университете.