Во-первых, ночью было действительно легче дышать, и самочувствие было сильно лучше. Во-вторых, сильно сокращалось общение с Алиной и другими жильцами лагеря. Видеть щебечущую и порхающую вокруг него жену было, мягко говоря, неприятно. А в-третьих… можно было просто посидеть и подумать глядя на языки пламени. И побыть наедине с самим собой и своими мыслями.
«Поздравляю, вас, Иван Андреевич» – внутренний голос был полон сарказма.
«Вот вы и рогаты! Тьфу! Ни хера не понимаю я в этой бабе. Не почудилось же мне это? Или почудилось? Блин. Не знаю»
Алина вела себя абсолютно естественно, заботясь о муже и всячески показывая ему свою любовь. Иван порой впадал в ступор. ТАК бутафорить было нельзя – любой наблюдатель мог бы поклясться всеми святыми, что эта женщина безумно любит этого мужчину! Это было невозможно. Мозги плавились и «зависали». Алина списывала это на рецидивы болезни, на глазах её немедленно наворачивались слёзы и она начинала заботиться о муже в два раза больше. Что, конечно, приводило к ещё большему ступору и женской истерике. Иван, глядя на «благоверную» охреневал, не понимая как себя вести с ней дальше.
Через месяц после начала болезни Маляренко почувствовал себя совсем хорошо. Грудь не болела, да и голова перестала кружиться. Исчезла и отдышка. Единственное, что пока смущало Ваню – это быстрая усталость, но, тут мужчина усмехнулся, слава Богу, пока есть кому о нём позаботиться и силы точно вернутся. А там… К столу, на ужин, подошёл Володя и Ваня привычно натянул на лицо приветливую улыбку.
– Как охота, босс? Романов погрозил ему пальцем, не иронизируй, мол.
– Нормалёк. Эти арбалеты – просто чудо какое-то! Мяса столько впрок заготовили – просто страшно становится. Кто его будет есть?
– От Звонарёва новости были? Романов помрачнел.
– Нет. Никто не приходил. А сам я туда – ни ногой. Сам понимаешь. Боюсь – сорвусь ещё.
Алина подала к столу тарелки и Иван обратил внимание на отсутствие Маши.
– А…
– Заболела. – Володя резво зачерпнул ложкой суп, давая понять, что эту тему он обсуждать не желает.
– Понятно. Маша! – Иван повысил голос. – Выздоравливай!
Женщина не ответила. Краем глаза Маляренко успел заметить, как сморщила нос Алина. «Мля. Нет, не привиделось.»
– Ну что? Какие планы на завтра?
– Да думаю пойти – баньку починить. – Романов старательно делал вид, что всё нормально. – Алину со мной отпустишь? Одному неудобно, а вдвоём за пару часов справимся. «Ну ну, ну ну…»
– Без проблем.
Алина, не глядя на мужиков, возилась с кастрюлей. – Помогу, конечно. Пока ты спишь, Маша подежурит. «Не надорвись, сука»
Иван проводил взглядом жену, скрывшуюся в палатке. Смотрелась она очень привлекательно – стройная загорелая фигурка и минимум одежды. «Хороша»
– Да-да. И тебе спокойной ночи, любимая. «Млядь»
В Машкино дежурство Иван не спал. Проворочавшись после плотного завтрака с полчаса, Маляренко выполз под палящее, несмотря на утро, солнышко. Маша, отвернувшись к очагу, ломая, подкладывала в огонь веточки.
– Доброе утро! – Ваня включил свой самый придурковатый вид и уселся напротив женщины.
– Доброе. – На красивом лице Марии красовался свежий «фонарь».
– Ого! Что это?
Маша снисходительно опустила голову и полным пренебрежения взглядом, посмотрела на Маляренко. Мысленно Иван скрипнул зубами. «Сука»
Уничижительно-мудрых взглядов от красивых и умных женщин он не переносил. Сначала бедный студент, а впоследствии не менее бедный менеджер по продажам И.А. Маляренко всегда комплексовал оттого, что женщины махом «просчитывали» его «не крутость» и вели себя так, будто он был пустым местом. Ваня терялся, замолкал и старался больше такой женщине на глаза не попадаться.
Нынешний Ваня был уже другим человеком. Согнав придурошное непонимание со своего лица, он расслабленно кивнул в сторону баньки.
– И давно это у них? Маша медленно выпрямилась и хищно улыбнулась.
– Ты знаешь?
Иван потянулся, окинул нарочито плотоядным взглядом смуглое тело Марии и кивнул.
– Ага, – голос его был крайне ленив и пофигистичен. – Знаю, но не всё. Расскажи?
– Просила я вас по-хорошему – убейте его. А ты его пожалел. – Машка зло прищурилась. «Сам знаю, что дурак, но тебя, проблядь, это не касается…»
– Знаю, Машенька. – Иван вздохнул. – Чего уж теперь то. Рассказывай.
Картина, была, что называется, маслом. Прежде всего, Маша, сбросившая с себя маску суки и превратившаяся в обычную усталую и растерянную девчонку, заявила, что Алина, без сомнения «Вас, дядя Ваня», любит. И что Алина ещё при переезде жалилась ей, что уже несколько месяцев никак не может забеременеть, хотя и очень старается и что, по-видимому, всё дело в возрасте её любимого.
На этом месте в пустой душе Ивана заскреблись кошки. Про детей он никогда не задумывался, но сам факт того, что он в чём-то ущербен был очень неприятным. Маляренко посмотрел на негнущиеся пальцы. «Мда…»