— И теперь в этом билдинге ты официально прописан, — сказал Джон. — Миллионы людей захотели бы оказаться на твоем месте, — жителя лучшей в мире страны. Ты грустишь по России? Что в ней хорошего, в этом осколке третьего мира?
— Да ты бы хотя бы сравни нашу и вашу культуры… — с возмущением начал Серегин, но Джон от него отмахнулся:
— Ваша культура закончилась в начале двадцатого века. Остался разве балет, в котором я мало что смыслю, хотя признаю, что этот тип шоу — хороший бизнес. А почему? Он — вне национальности, как физика и математика. А что предназначено для узкого национального сознания, широкого спроса не имеет. Мы же стоим над всеми национальностями. И всё американское без отрыжки лопает мировой рынок. Нашу культуру — тоже. Голливуд нужен везде, а кому требуются русские фильмы? Или индийские, пусть их и выпускают по дюжине в день… С музыкой, под которую разве кобр заклинать… Твоя голова забита шелухой. Я учился на психоаналитика, и дам тебе добрый совет: живи в пределах возникающих проблем, думая, как извлечь из них прибыль или же уклониться от ущерба.
— Мы не уклонились от ущерба в казино…
— Потому что были чьей-то проблемой, — парировал Джон.
Дядя Джона — добродушный облысевший толстяк лет шестидесяти, со слюнявым ртом и пористой, словно цепью изгвазданной физиономией, встретил их в своем офисе, примыкавшим к обширной площадке, плотно заставленной подержанными автомобилями, обманно лоснящимися от восковой пасты и зазывно украшенными елочной мишурой.
Выслушав горестную исповедь племянника об утрате всяческой работы в Нью-Йорке, дядя посетовал на жестокость и пагубность жизни в порочных мегаполисах, куда, по его словам, он не переехал бы ни за какие коврижки. Затем воодушевленно описал прелести здешнего свежего воздуха, рыбалки, окружения бесхитростных сельских тружеников, после чего повел гостей в придорожную забегаловку, где накормил их приличным обедом.
— У меня есть место менеджера по продажам, — поведал он Джону. — Оно просто создано для тебя. Ни у кого из здешних парней так не подвешен язык. А что касается твоего товарища, — кивнул на Серегина, — могу рекомендовать его разнорабочим на местное предприятие по производству ружей…
— Нам необходима работа за наличные, — осторожно произнес Джон.
— Так вы в бегах? — мгновенно отреагировал дядя. — Чек, банк, и вас тут же берут за бока?
— Временные неприятности, — опустил глаза Джон. — И еще: нам нужен дилерский номер для «Линкольна», на машину нет страховки…
— Полагаю, на нее ничего нет, — добавил догадливый дядя. — Что же… — Он отодвинул от себя тарелку. — Я не буду входить в роль старого зануды и читать вам пустые нотации. Я дам «жестянку» на борт, но, если вы влипнете с ней в историю, выкручиваться будете сами. Работа за наличные? Но те люди, на кого будут выписаны чеки, потребуют компенсацию за налоги и за свою причастность к такого рода химии… Ваша участь — сводить концы с концами.
— К этому не привыкать, — заметил Серегин философски.
— Тогда — пошли, — сказал дядя, грузно поднимаясь из-за стола. — У меня есть маленький домик, выставленный на продажу. Триста долларов в месяц, надеюсь, вы потянете…
Так началась их скучная, но благонравная жизнь в сельскохозяйственной провинции, в крохотном городишке, где каждый был на виду и каждый знал каждого. Утром Джон заводил «таун-кар», беспощадно жравший ведра бензина, уезжая на свою службу по охмурению покупателей заезженных колымаг и забрасывая по пути Серегина на его трудовую вахту поденного рабочего. Впрочем, карьерный рост Олега отмечался известными успехами: сначала он подметал заводской двор и вывозил мусор, а после был переведен на должность сборщика патронов, освоив нехитрый станок, матрицы, науку посадки капсюля в гильзу и обжима пули в патроне, что именовалось заумным термином «кримпование».
Заводик был небольшой, состоявший из нескольких цехов, а в подвале его располагался пристрелочный тир, куда однажды Серегин был приглашен хозяином развлечься в испытании модифицированной винтовки. Хозяин считал себя многоопытным стрелком, но, посмотрев результаты стрельбы своего подчиненного, обомлел в восхищении, сказав, что готов подготовить из него чемпиона. Олега тут же перевели на пристрелку оружия.
Вскоре в скромный домик с табличкой «Продается», примкнутой к корявой акации, прибыл новый жилец — Худой Билл, решивший погостить у старых друзей.
Облик его полностью соответствовал определению «ковбой». Голубые джинсы обтягивали поджарые ноги, он немного сутулился, будто провел в седле всю свою жизнь, сапоги из оленьей кожи были окантованы на каблуках и мысках блестящим железом, за воротом голубой плотной рубашки виднелся красный шейный платок, а на голове красовалась шляпа с широкими полями, закрывающими лицо от солнца.