Форпост

Бесхитростные чувства отражались на физиономии уроженца нефтеносных земель, на гранатовом соке и осетрине взращенном, а ныне охранителем жителей российской столицы пробавляющемся: удрученность, усталость, и вместе с тем — вымученное, как после титанического труда, облегчение…

«Посылка дошла до адресата…» — определился Серегин в выводе. И не ошибся: выйдя из машины, майор пристально копался в багажнике, вытащив ворсистую подстилку, повернул ее к свету, осмотрев тщательно и брезгливо, затем раздраженно сунул на прежнее место…

Серегин, словно соболезнуя ему, вдумчиво и мрачно кивнул, уясняя: проблема с трупами решена с капитальным и бестрепетным профессионализмом. Хотя — и не без взрыва первоначальных эмоций, никак иначе. В полицейском рапорте произошедшее могло бы отразиться так: «… далее преступники сели в лифт и скрылись в неизвестном направлении.»

Он подосадовал на себя: ведь никаких чувств от убийства этих парней, пускай негодяев и палачей, он не почувствовал даже отдаленно… Во что же он превратился? Что в нем теплого, человеческого, отзывающегося в Боге? Нет ни раскаяния, ни страха, но есть, впрочем, сомнение в себе, и о себе сожаление… Уже хорошо!

Следующее утро, прервавшее беспросветье осенней непогодицы выдалось холодным и солнечным. Утро, когда, будто взявшись за руки, зима и лето в согласии прошли по улицам города, пронизанное грустью и неясной надеждой, застыло в дымном пространстве города. А потом начался день.

Пора, брат Серегин, пора!

В уносящей его от города дороге он не чувствовал былого очарования неизвестностью, азарта и вдохновения перед встречей с новизной будущего. Напротив, им владел какой-то страх в осознании своего движения к тому, с чем неизбежно предстояло столкнуться будто бы в силу довлеющего над его судьбой рока.

Он ощущал себя марионеткой, руководимой властным посылом, вложенным в его сознание извне, свыше, и противиться этому посылу не мог и не хотел, ибо вторым планом уяснял, что только в согласии с ним будет обретено спасение и дальнейший смысл бытия, до сего момента, как себя не оправдывай, никчемного. Похожего на яркую тряпку, изрядно износившуюся и должную кануть в неизвестность могилы такого же ущербного хлама.

ОТЕЦ ФЕДОР

Любой новый человек, появляющийся в общине, без внимания людей отца Федора не оставался. Система общественной безопасности, рожденная им, ничем не проявляла себя внешне, но работала без сбоев, как некогда агентурная сеть КГБ в «режимных» городах. И когда Федору донесли, что к пенсионерке Евдокии из Москвы на постоянное проживание приехала племянница с сыном, он не преминул лично наведать новых поселенцев.

Евдокия в преддверии встречи с властительным попом накрыла стол, напекла пирогов и даже выставила пять сортов наливок собственного изготовления, но в еде и в питие Федор был неприхотлив, хотя оценил старания хозяйки, однако интерес к Анне проявил немалый, пусть и степенный: задал много вопросов, на которые получил ответы искренние и прямые. Ее переезд из Москвы был продиктован обстоятельствами банальными: лопух-папаша сподобился заложить квартиру под мошеннический проект, оставив и себя, и близких без жилья. То, что аферисты не сделали его богаче, но наверняка сделали умнее, пользы не принесло: пришлось устроиться сторожем в дачном товариществе, предоставив дочери с внуком свободу выбора из ничего. Подобных историй Федор знал в избытке.

Эта женщина ему сразу пришлась по душе: цельная, с сильным характером, красавица, не собиравшаяся ни разменивать себя, ни заискивать перед кем-либо. Удивляло одно: как мог ее — верную, ладную, не боящуюся любых тягостей, оставить бывший гражданский муж, судя по всему, личность суетная, падкая на авантюры и ныне растворившаяся в дебрях Америки. Филолог по профессии, она была востребована в общине, как школьный учитель, но с готовностью дать ей рекомендации рассудительный Федор не спешил. И — правильно! Ибо визит к правоверной Евдокии, входившей в число приближенных в его пастве, даровал ему событие внезапное и судьбоносное, о котором он даже не помышлял.

В детской комнате он застал мальчика десяти лет, — белобрысого, с высоким лбом, одетого аккуратно и строго.

Мальчик не играл с компьютером, не стремился на улицу, а сидел за небольшим письменным столом и читал книгу.

Увидев вошедшего, встал, вежливо наклонил голову, представился.

Что сразу укололо Федора: не было в нем ничего ребяческого, наивного, бесшабашно устремленного к миру вокруг него. И наклон головы, и слова приветствия, и жесты — все было исполнено достоинства и врожденного такта, как у взрослого мужчины.

— Что читаем, молодой человек?

— «Робинзон Крузо», — прозвучал ответ.

— Моя любимая книга, — кивнул добродушно Федор. — Жалко, небось, как мыкался бедолага в своем одиночестве?

— Зачем же его жалеть? — Пожал плечами мальчик. — Это — книга о счастливом человеке. Бог дал ему испытание, дал силы испытание преодолеть, чтобы достойно затем войти в Царство Его.