- Серьезно похлопотала жена, даже неудобно… - промямлил Олег, думая, что при покладистой к пьянству мужа супруге, тот протянет, конечно, куда более своих одиноких собратьев. А потому ему, Серегину, также -одинокому волку, такой образ жизни противопоказан, ибо холостякам, как никому, нужна самодисциплина.
- Думаешь, отчего я в такой берлоге очутился? – промолвил Евсеев. – Обменялся с дочерью. Она в мою «трешку» въехала, я – в ее камеру… Двое ребятишек у нее, муж… Жена с ними живет, помогает… А мне, пенсионеру, и тут неплохо. Тем более, я сюда не жить переехал, а помирать.
- С ногой-то что? – спросил Серегин, кивая на палку.
- А-а! – Отмахнулся Евсеев. – Не люблю о болячках… Присаживайся давай.
Выпили за встречу.
- Ну, что привело тебя к старому затертому пенсионеру? – спросил Евсеев, жадно запивая водку стаканом газировки и добавляя багрянца в залитое нездоровым румянцем лицо. – Неужели - ностальгия по временам былым? Сомневаюсь…
- Я врать не стану, - сказал Серегин. – Воды утекло - мегалитры - с поры давних наших свиданий, много чего произошло, а вот сейчас нужен совет… Только ты мне его дать и способен. Ни с кем другим не поделишься. Придется, правда, много чего тебе порассказать…
- Ну, мы же всегда верили друг другу, - уныло кивнул Евсеев.
- Тогда – слушай…
Слушал Евсеев, глуша водку без тостов, лишь мельком чокаясь с Олегом в паузах его рассказа.
Затем встал, подойдя к окну, долго глядел на мерзлую реку. Произнес, задумчиво поглаживая неверной ладонью небритую щеку:
- Жестокую ты жизнь прожил за прошедший период… Интересную, конечно, да… Только – кому от нее радость?
- А от твоей – кому?