Он мало что понимал в живописи, но чутье вкуса и память об известных ему великих полотнах, говорили, что из-под руки Веры рождается нечто, отмеченное даром, выданным ей свыше, и полотна ее, посвященные всецело природе, совершенны и изысканны, наполнены безукоризненным сюжетом, мыслью и тайным светом. И какими смехотворными выглядели по сравнению с ее пейзажами дешевые гобелены на стенах спальни с пышной нарочитостью безжизненных дубрав, угловатых оленей и плоско застывших в беге зайцев с тупыми усатыми мордами.
- И как это у тебя получается! – сказал он, подойдя к ней.
- Да ничего особенного… - ответила она, не отрываясь от холста. – Мне кажется, если тебя подучить, ты тоже так сможешь.
- Я?! – воскликнул Федор. – Да ты просто не знаешь себе цену. У тебя талант! – горячо продолжил он. – Уверен: большой талант! Продолжай, мне очень интересно смотреть, как ты работаешь.
Она молча наносила мазки еще несколько минут, потом обернулась к нему.
- Что вы собираетесь делать? Сюда заезжает милиция, и она наверняка заинтересуется вами. Это не лучшее место. Во всех смыслах…
- Я знаю, - откликнулся он. – Но мне не хочется уходить отсюда. Я здесь счастлив. Здесь то место, где я должен жить. Здесь нет ни уголовников, ни надзирателей. Порой мне кажется, что я пришел к себе домой.
- Я… тоже не хочу отпускать тебя, - сказала она, поднимаясь и подходя к нему вплотную. – Но такая история, что случилась с тобой и с моим братом, не имеет счастливого завершения.
- Мне кажется, это всего лишь начало очень долгой истории, - сказал он.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Какие у нее красивые и ровные белые зубы!
И тут ее руки обвили его шею, и он почувствовал на своих губах жар и влагу ее губ…
- Не знаю, - прошептала она, вновь горячо и страстно целуя его. – Ничего не знаю, кроме того, что как ты вошел в дом, я поняла: ты – за мной…
Он словно очнулся в ее постели, дрожа в лихорадке любви и затопившего все его существо счастья. Она нежно и медленно водила ладонью по его спине. Тело ее было прохладным и гладким.
- Я хочу, чтобы теперь мы всегда были вместе, - сказала глухо и ровно. - Я буду твоей верной женой. И знай еще, это правда: ты моя первая любовь.
Он посмотрел на ее груди, они были маленькими, но такими прекрасными, что он невольно погладил их, сходя с ума от совершенства их округлости и томности розовых сосков, слегка подрагивающих от его прикосновений.
Кто привел его к ней? Бог?