Главврач Евгения Валерьевна отменила ею же объявленный карантин ровно через десять дней. Хотя планировала провести в шалашах на берегу моря у Юркиного ручья, минимум, две недели. Но, то ли действительно со здоровьем у новичков всё оказалось в порядке, то ли Главврач боялась гнева Марии Сергеевны, которую не пускали к мужу, то ли просто в шалашах было холодно. В общем — карантин сняли. За это время людей как следует подкормили, а кого нужно — подлечили. Юрка мотался на берег каждый день, привозя полные корзины продуктов и безропотно скармливая переселенцам плоды своих трудов.
— Иван Андреевич, — Кузнецов сидел в пяти метрах, за карантинной чертой, нарисованной прямо на земле, — у меня там, конечно, припасы ещё имеются, но не прокормлю я их всех. Пусть больше рыбу едят и мидии собирают.
Мужик поморщился и перешёл с шёпота на отчаянное сипение.
— Настя пилит. Работники мои ворчат. Высаживать-то чего будем? А потом?
Эти только и знают, что жрут да… спят. Понимаю — им не сладко пришлось и надо в себя прийти, но почему ж мне-то должно быть плохо?
"Кулак-мироед! Единоличник! Сквалыга! Но… прав, стервец, прав!"
Ваня выслушал жалобы приятеля, почесал репу и велел больше сюда с продуктами не приходить. Юрка обрадовано подскочил, поздоровался с подошедшей Таней и рванул до дому до хаты.
— Милый, мы можем ходить домой. — В глаголах немка всё ещё путалась. — Карантин конец!
Какое счастье снова оказаться дома! В тепле и уюте! Сходить в баню. Покушать из нормальных тарелок. Серебряной ложкой. За полированным деревянным столом. И прижать к себе жену. И покачать ребёнка. И спать на белых простынях в мягкой кровати.
Маляренко "проникся".
"Почему ж я этого раньше не замечал и не ценил?"
Иван упал на кровать, вытянул ноги и моментально уснул.
Обе хозяйки в это время сидели в Таниной комнатке по соседству и шушукались о вещах, понятных только им.
— А он… — Таня покраснела и шёпотом продолжила Маше на ушко.
— Да? А ты?
— А я…
Карантин стал самым прекрасным временем в жизни Тани. Все тревоги, невзгоды и неурядицы исчезли и растворились в небытие. Остался лишь ОН.
Таня заурчала от удовольствия, словно кошка, и довольно потянулась. Десять дней и ночей в шалаше на берегу моря пролетели как одно мгновение, и она так и не успела отдохнуть от изнуряющего похода.
Teufel! Это было прекрасно! Ja!
Маша прислушалась к себе. Снова начинались головокружение и тошнота. Подавив усилием воли проклятые симптомы, женщина беззаботно улыбнулась и, ласково поцеловав Таню, подтолкнула её в сторону своей спальни.
— Ступай. Поспи. Тебе точно нужно отдохнуть.
Вечер десятого дня стал для Игоря Лукина настоящим холодным душем. Местные, во главе с Боссом, просто разошлись по домам, оставив его людей в шалашах на берегу моря. Прапорщик велел всем оставаться на месте и пошёл поговорить с фермером, который ежедневно снабжал их пищей. Но тот, приоткрыв калитку в заборе, просто послал его куда подальше. В смысле — к шефу. Мол, с ним эти вопросы и обсуждай, а сюда больше ходить не надо. Прямо в живот Лукину смотрел здоровенный заряженный арбалет, и предводитель переселенцев решил судьбу не искушать.
Придя, на ночь глядя, в порт, Лукин был остановлен часовым, который направил на него пистолет и посоветовал до утра тут не появляться. На шум из крайнего дома вышел огромный мужчина в камуфляже и с самодельными капитанскими погонами, смерил немаленького Игоря взглядом сверху вниз и тоже посоветовал идти обратно.
— И ещё. Не дай бог, я узнаю, что кто-то из твоих по огородам Юрия Владимировича пробежался…
Капитан что-то тихо сказал часовому и ушёл в дом.
Лукин скрипнул зубами и тоже пошёл. "Домой".
Целую неделю всем западным Крымом рулила Маша. "Сам" залёг в спальне и ни в какую оттуда выходить не желал. Больше того, Иван Андреевич никого не желал видеть. Исключением была только маленькая Анечка, в спаленку к которой отец иногда заходил.
Ваню подкосили апатия и пофигизм.
— Ещё вопросы?
Маша, стоявшая на крыльце, гордо подняла подборок и, царственно выпрямив спину, "даванула" просителей большой упругой красотой.
Лукин непроизвольно уставился на грудь хозяйки, поперхнулся и помотал головой.
— Капитан, проводите гостей и поднимитесь ко мне. Будет совещание. Соберите всех.
Голос Марии Сергеевны был холоден, словно лёд.
По итогам совещания началась кутерьма.
Сначала к жившим на одной рыбе новичкам сходил Олег со своими орлятами и вежливо попросил освободить жилплощадь. Мол, места тут изобильные, благодатные, даже по ночам уже стало тепло, и вообще — делать вам тут нечего. Спасли, привезли, подкормили — скажите спасибо и алга! Дальше — сами.
Женщины заплакали, а мужики… кто скрипел зубами, а кто растеряно разглядывал абсолютно пустые степные просторы. Где тут можно было начать новую жизнь, было непонятно.
— Вот степь, воооон там есть лесок и родник, можете жить там. Вон туда — два дня ходу через перевал — долина и большое поселение. Можете идти туда. За перевоз и еду с вас платы велено не брать. Всё. Свободны!