В это трудное время, когда «Филипсу» грозило разорение, моя жена была мне настоящей опорой — именно потому, что близко к сердцу принимала мое дело. Это было тем более удивительно, что вся ее предыдущая жизнь не имела никакого отношения к промышленности. Но, легко влившись в семейство Филипсов, она всегда проявляла огромное внимание ко всему, что ее окружало, так что я мог обсуждать с ней все мои проблемы. И за сорок пять лет нашей совместной жизни ее интерес к делу ничуть не угас. Так же складывались взаимоотношения и у моих родителей: в этом смысле история Филипсов себя повторила.
В 1930 году родилась наша старшая дочь Дигна — прелестная девочка, принесшая нам столько счастья! Мы перебрались в Эйндховен, в один из домов, только что построенных для инженерного персонала. Средняя школа занимала два здания в том же квартале, придавая виду округи дополнительное очарование. Когда в 1932 году родился наш второй ребенок, Антон Фредерик, мы всю школу угостили конфетами и печеньем — по нидерландской традиции делиться со всеми радостью, вызванной пополнением семейства.
Я с удовольствием вернулся в родной город. Встречался с друзьями, с которыми когда-то был в скаутах, а в кегельбане — с многими приятелями из Делфта, которые теперь служили на «Филипсе». Но самой большой моей гордостью была моя молодая семья, и я упивался зрелищем того, как Дигна растет в моем любимом Брабанте.
В 1931 году повседневная работа прервалась поездкой в Соединенные Штаты. Сегодня такое путешествие — самое обыденное дело, но тогда это было мечтой любого инженера. В предшествующее десятилетие США обогнали Европу в методах производства. Я думаю, первопричина этого необыкновенного прорыва — успехи американцев в образовании.
Молодая американская нация, сплавленная воедино из всех народов Европы, кипела желанием вырваться вперед. Большинству иммигрантов в Европе ничего не светило. А в «земле обетованной» им сразу дали гражданство. В школе их дети учили, что Америка — страна будущего, где каждый получает свой шанс, если готов работать, не жалея себя. Они проявляли огромную энергию и волю к победе и поняли, что если хотят преуспеть, то надо хорошо овладеть специальностью.
Американская промышленность также получила мощный стимул к развитию во время первой мировой войны, когда в короткий срок потребовалось добиться огромного прироста выпуска военной продукции, что привело, в свою очередь, к совершенствованию массового производства. Доселе массовое производство процветало преимущественно в двух областях — в производстве вооружений и швейных машин. «Зингер» стал синонимом швейной машинки по всему миру. Почему? Потому что производитель их добился высочайшего стандарта точности. Ведь покупатель требовал абсолютной уверенности в том, что швейная машинка будет надежно работать даже в самой глухой деревне самой отсталой из стран и что запасные части всегда подойдут. Позже продуктом массового производства стали автомобили. В двадцатые годы автомобильная индустрия стала двигателем всего промышленного развития Америки. Она повела за собой такие смежные индустрии, как производство стали, обивки, лака, краски и многих других.
Мы, молодые инженеры Эйндховена, много об этом читали, потому что американцы в изобилии выпускали научно-техническую литературу. В том, что касалось моей собственной специальности — инструментального производства — американцы нас, европейцев, обошли. Они строили свои станки с большим размахом, не скупясь, — в отличие от немцев, которые подсчитывали все до мельчайших мелочей, и в результате их конечный продукт выглядел порой довольно куцым.
Поэтому, когда в 1931 году мой отец собрался в Америку и пригласил меня с собой, я с радостью ухватился за такую возможность. Его сопровождали Герман ван Валсем и Эмиль Хийманс, наш главный патентовед. Программа состояла из серии переговоров. Поскольку я в них не участвовал, то смог составить свое собственное расписание и посетил инструментальные заводы с такими славными именами, как «Уорнер энд Суоси» в Цинциннати, «Гаулд энд Эберхард», а также известные компании — «Дженерал электрик» и «Радио корпорейшн оф Америка».
Последствия Великой депрессии в Америке ошеломили меня. Я видел заводы, на которых работал лишь один из трех станков. На улицах люди продавали яблоки, чтоб заработать хоть что-нибудь. В этой жестокой стране, где были неведомы такие социальные блага, как пособие по безработице, люди были ввергнуты в нищету. У меня появились мрачные предчувствия, что скоро депрессия подобным же образом отзовется и в Голландии, несмотря на некоторые преимущества, предлагаемые нашей социальной политикой.