Когда Гейл прибыла в отель, других визитеров не было. Она подумала, что вряд ли у этих дряхлых старичков и старушек остались знакомые и друзья, которые хотели бы их навестить.
Она прошла мимо спавшего портье и направилась прямо к лифту. Гейл специально не уведомила Холмса о своем визите. Будет лучше, посчитала она, застать его врасплох.
Он жил на четырнадцатом этаже в конце длинного темного коридора, и, когда открыл дверь, глаза его округлились, а челюсть отвисла. Казалось, он сейчас скажет: «Боюсь, вы ошиблись дверью». На несколько секунд он потерял дар речи. Он, конечно, узнал Гейл, но никак не мог убедить себя в том, что она ему не мерещится.
— Доктор Айвз? — выдохнул он наконец.
— Мне бы хотелось с вами поговорить, если вы, конечно, располагаете временем.
Холмс был в халате, хотя уже наступил полдень. В комнате стоял запах свежесваренного кофе, еще одно доказательство того, что он только что встал с постели. Сегодня у Холмса был выходной, и спешить ему было некуда.
— Как вы меня нашли? — спросил он и поспешил скрыться в кухне, которую и кухней-то назвать было нельзя; просто закуток с двухкомфорочной газовой плитой и небольшим холодильником.
— Мне дали ваш адрес в Бюро.
Он пробурчал в ответ что-то нечленораздельное, по всей видимости, выражая неудовольствие по поводу легкости, с которой каждый может заполучить его адрес. Гейл ожидала увидеть жилье Холмса именно таким: комната сияла безукоризненной чистотой и была заставлена массивной мебелью из мореного дуба. Комнатные растения напрочь отсутствовали, но зато на полке стояла клетка с желтым длиннохвостым попугаем, удивленно уставившимся на неожиданную гостью.
Фрэнсис вернулся в комнату только с одной чашкой кофе, забыв или не посчитав нужным предложить кофе ей. Он уже пережил то потрясение и теперь спокойно и в упор рассматривал Гейл, прикидывая, какую для себя пользу он сможет извлечь из ее визита.
— Итак, доктор Айвз. Чем обязан вашим посещением моего скромного обиталища?
Гейл вдруг почувствовала, что ей страшно. Друзья, с которыми она штурмовала вершины, всегда говорили о ее смелости, но это граничило с безрассудством. Последующие годы научили ее сдерживать себя и не давать волю эмоциям. После встречи с Майклом Фридлэндером к ней вернулись импульсивность, эмоциональность и жажда острых ощущений, вот тут-то и стоило бояться самой себя.
Гейл набрала побольше воздуха и решилась.
— Хочу поговорить с вами без свидетелей потому, что мне и вам угрожают большие неприятности.
Он поднял удивленно брови:
— Объясните.
— Речь идет об Алане Фридлэндере. Помните результаты его вскрытия? У вас он проходил как самоубийца.
— Я не могу помнить всех мертвецов, которых мне пришлось вскрывать. Перевидел их тысячи.
— С результатами вскрытия получилась какая-то неразбериха. Впрочем, как и со всем расследованием этого дела.
Во рту у нее пересохло, руки дрожали, и Гейл была уверена, что Холмс успел заметить ее нервозность. Она подошла к самому главному и трудному. Сейчас или никогда!
— Ко мне приходил человек из манхэттенской окружной прокуратуры. Они располагают данными, свидетельствующими о том, что Алан Фридлэндер не совершал самоубийства, а был убит. Все, кто имеет отношение к этому делу, включая вас и меня, подозреваются в сокрытии важных улик.
Она замолчала и посмотрела на Холмса, желая знать, какой эффект произвели на него слова. Тот некоторое время молчал, но, ставя чашку на блюдце, расплескал кофе.
— Сокрытие улик? Этот человек из окружной прокуратуры так и сказал?
Гейл кивнула. Когда она прокручивала в голове предстоящий разговора Холмсом, такой вариант казался ей вполне правдоподобным. Тем более, насколько она знала, окружная прокуратура действительно интересуется деятельностью Бюро судмедэкспертизы.
Он поднялся со стула:
— Не хотите ли чего-нибудь выпить? Мне сейчас просто необходимо пропустить стаканчик. У меня есть только виски.
— Пусть будет виски, — ответила Гейл.
Итак, ее выдумка принята им за правду.
Глотнув виски, Холмс раскраснелся и расслабился.
— И что же вы им рассказали?
— То же, что написала в своем отчете. Но я в тот же день нашла копию заключения и обнаружила, что текст его кто-то изменил.
— Что вы хотите сказать?
— Кто-то изменил мои формулировки так, что заключение подтверждает факт самоубийства Фридлэндера.
— Так, так… — он налил себе еще виски. — И они считают, что я имею отношение к фактам сокрытия важных улик?
— Я только знаю, что они хотят с вами встретиться. Я подумала, что следует вас предупредить. И вы, и я попали в неприятную историю, а потому нам лучше держаться вместе.
— Да, да, — пробормотал он, погруженный в собственные мысли, и вдруг взорвался: — Я работаю в Бюро уже семнадцать, нет, восемнадцать лет и всегда делал свою работу хорошо. Никто никогда не мог обвинить меня в некомпетентности.
— Я это знаю.