Формула ботана: маг плюс лох

Стас так взъярился, что на секунду потерял контроль — любопытные домашние питомцы тотчас вылезли наружу посмотреть, кто беспокоит хозяина. Несговорчивый раб от неожиданности разогнулся, а его воспитатели наоборот сложились пополам.

— Господин Нартах спросил: кто ты? — флегматично помог Бритый, пока Стас боролся с нитями.

— Дреб, — выдохнул гордый засранец, отступая на шаг.

— Воин, — бросил Стасу Ёали, оглядев жертву истязаний с ног до головы.

— Боец, — не разгибаясь, уточнил Близнец, также отползая от волшебника меленькими шажочками.

— Заткнись! — рявкнул Стас. — Кто он? — обернулся к Ёали.

— Боец Манежа смерти, — задумчиво пояснил тот. — Есть такие в Луарале.

— Гладиатор? — вновь брякнул Стас, занятый мыслями о том, что делать дальше.

Глаза раба чуть не вывалились наружу. Он как-то вдруг растерялся, превратившись из гордого орла в мокрую курицу. Пару раз прерывисто вдохнул, через силу втягивая воздух. Наконец, нерешительно спросил на том же ломаном русском, от которого явно отвык:

— Ты кто, мужик?

— Потом узнаешь, — раздосадованно буркнул по-русски Стас и тут же вернулся к нормальному человеческому языку: — Ёали, он мне нужен. Заплати, не торгуясь.

— Сделаю.

— Если я не увижу этого человека через полчаса, вы все сдохнете, — на всякий случай пригрозил Стас надсмотрщикам, развернулся и потопал на выход.

— Через час, — небрежно бросил вдогонку Бритый. — Помыть надо. Приодеть. Сколько? — сухо осведомился бывалый торгаш у вконец обалдевшего работорговца.

— Здесь оказался почти десять лет назад, — рассказывал Лёха, неторопливо поглощая ужин.

Голодом его явно не морили. Ёали объяснил: кто ж станет портить дорогой товар? Кстати, и свинства среди контингента луаральцы не терпели — санитарию с гигиеной блюли. А внешний вид Лёхи — следствие его несносных манер и неуживчивого характера. Расплачивался за них он в карцере на колёсах, из которого не вылазил. Собственно, поэтому хозяин престижного Манежа смерти и решил продать поганца на рудники Глинала.

— Мне тогда только-только пятнашка стукнула. Мы в тот вечер приложились крепко. Двух люберецких корешей в армию беленькой отпевали. Соскучились пить на хате и двинули в лесок пробздеться. Точно помню, что сморило меня под берёзкой. Обнял её, как родную, проблевался пару раз. Тошно было, хоть помирай. А дальше мрак.

Уж не тот ли лесок, где меня похоронили — мелькнуло в голове у Стаса. Пробивное место между мирами?

— Очнулся в какой-то помойке, — задумчиво вещал Лёха. — Навалились на меня трое и чешут не по-нашему. Хотел в морду засветить, а руки ватные. Меня и скрутили. Будет время, расскажу в деталях. Если интересно. По возрасту у меня то на то и вышло: сопляк. Короче, попал в школу бойцов Манежа. Верней, меня туда продали. Мать, помню, всё печалилась: не бросишь свою компанию, загремишь на нары. А я её прогнозы переплюнул: загремел в рабство. Года три меня гоняли, как евреи арабов не гоняют. Потом выбросили на манеж. Давай парень: или сдохни, или заработай нам дилов с регами. Не сдох, как видишь. Даже в отморозках числился. У бойцов куча законов, а у меня один: выжить любой ценой. Буду я с ними цацкаться! Утрутся. Итак, как на гориллу в зоопарке пялились, примитивы сучьи. А у меня восемь классов. Почти профессор, — криво усмехнулся Лёха и глотнул из протянутой Бритым кружки.

Ёали не бельмеса, что втирал Нартаху странный раб. Но, понял, что они одного поля ягоды, и уважение проявил, как умел.

— Кстати, ботаном не был, но ниже четвёрок не опускался. На полном серьёзе вышку хотел поиметь. Геологом стать. Или в нефтянку податься. Башляют им, слыхал, здорово. Слушай, Стас, а как там, дома? Горбачёв долго на троне просидел? Или тоже скопытился? Он же, как раз перед моим прыжком сюда генсечить уселся.

— Не скопытился, — задумчиво поведал Стас. — Скопытили. В девяносто первом. У нас…, - осёкся он, сглотнул и продолжил: — Дома теперь не генсечат. Там теперь президент. И не совка. Союз, Лёха, развалился. Все республики теперь суверенные во всех местах, куда не сунься. Осталась Россия и всё, что в ней.

— Охренеть, — не слишком удивился тот, да и не слишком заинтересовался. — Президент ЦК КПСС. Дебильно звучит.

— И КПСС скопытился, — хмыкнул Стас. — Там партий теперь, как вшей на собаке. Народ в цирк больше не ходит. Им цирк на дом поставляют, прямо в ящик. Сидишь перед ним в трельниках да любуешься на собачьи бои в госдуме. Дома, Лёха теперь расцветает загнивающий капитализм.

Они ещё чуток потрепались. Повспоминали Москву. И прочие интересности, общих, из которых, у них было хрен да маленько. Стас — продукт интеллигентской прослойки. Лёха рабоче-крестьянский, куда не копни. Стас зависал в музеях, театрах да библиотеках. Лёха во дворе, в спортивной школе да по хатам корешей. И умер-то глупо, траванувшись палёной водярой. А Стаса убили, приватизируя оставленное ему наследство. Услыхав о его пути в этот мир, Лёха не стал материться и плеваться в охреневшую мразоту. Он пристально посмотрел в глаза земляка и промолчал. Собственно, на этом посиделки и завершились. Спать Лёху-Дреба Стас забрал в свою каморку.