Формозов А.Н. Шесть дней в лесах

Так, растянувшись гуськом, прошли они километра три, пока не поравнялись с редким молодым сосняком, выбегавшим на большую поросшую вереском пустошь — след давнего лесного пожара. Здесь в нескольких местах спугнули стайки тетеревов; один из улетавших петухов громко, задорно забормотал. Оказалось, что каждую весну издавна тетерева слетаются сюда для токования. Полукилометром дальше лесник вдруг остановился, рассматривая песок; мальчики увидели глубокий отпечаток широких раздвоенных копыт. "Бык!.. Днем проскочил: утром я с тока шел — следа не было. Знаю я этого — пудов на двадцать будет..." — коротко, как всегда, обронил лесник. Обоих ребят подмывало сильнейшее желание побежать по лосиному следу, посмотреть, что делал "богатырь лесов". Оба впервые видели след самого крупного зверя своего края. Но приходилось торопиться: на место ночлега нужно прийти до темноты, а лежавшая впереди дорога была труднее пройденной.

Слетели тетерева

След лося

Огненный диск солнца уже скрылся за темной волнистой чертой лесов и тетерева на току перестали бормотать, когда лесник подвел мальчиков к квадратной яме, на дне которой была куча ветвей и остатки костра. Здесь нужно провести ночь, чтобы под утро пробраться за триста шагов к месту тока, расположенному в низине, называемой "Настиным долом".

Лесник срубил несколько небольших сухостойных сосен; все втроем перетащили запас топлива к месту стоянки. Пользуясь случаем, Севка расспрашивал проводника о признаках следов и о способах выслеживания лосей. Неразговорчивый лесник предпочитал отмалчиваться. С большим трудом удалось вытянуть из него два слова о том, что отпечатки больших копыт быка всегда крупнее и круглее узких заостренных копыт лосихи.

Постепенно усиливавшийся на заре ветер и гул леса помешали охотникам "посадить глухарей" — подслушать, куда сядут прилетающие на ток птицы, где квохчут глухарки и т. д. Все это было бы полезно знать для успеха утренней охоты. Закат догорал. Дуновения ветра ослабевали с каждой минутой; постепенно замирая, переставали качаться ветви сосен. Звезды одна за другой зажглись на небе; тихая, теплая ночь опустилась над лесом. Знойный костер наполнял теплом яму и, оттесняя сгустившуюся вокруг огня тьму, озарял красными бегающими бликами трех людей, сушивших обувь и готовившихся ко сну. Лес продолжал жить своей жизнью. Странные звуки, напоминающие то отдаленный собачий лай, то похожие на глухое, многократно повторяемое "у - у - у - у - у - у - у...", нарушали покой укрытых сумраком сосняков. Источник этих звуков часто перемещался, они слышались со всех сторон и, начавшись вскоре после заката, кончились только с рассветом. Лесник уверял, что это крики зайцев - беляков, у которых весна прогнала обычную боязливость.

Ребята охотно поверили; в описании этого похода "брачные крики зайцев" были отмечены обоими натуралистами. Но через несколько лет, в другой лесной области Севка снова услышал те же ночные крики. Здесь местные охотники говорили: "Это летяга бобочет!.. Сидит в дуплышке, лапочками по щечкам себя постукивает и бобочет..." Некоторые божились, подтверждая правильность своих наблюдений. Теперь Севка не верил ни старым своим записям, ни новым рассказчикам. Ведь зайцы очень молчаливы от природы, а летяга — зверь слишком редкий и скрытный. Севка считал, что загадочные звуки издает животное, довольно обычное и, видимо, совсем не боязливое. В каждом достаточно обширном хвойном лесу в весенние ночи слышится, как далекая глуха жалоба, это таинственное "ой - ой - ой - ой..." Еще через несколько лет Севке удалось разгадать давнюю лесную загадку. Глухой ночью он подкрался к огромной сухой сосне, следуя на голос, доносившейся с ее вершины. При свете луны он увидел небольшое животное, выглядывавшее из дупла. После выстрела на землю упал пушистый мохноногий сыч. Отдаленный "собачий лай", глухие "ой - ой - ой" — все это весенняя песня этой небольшой буроватой с белыми крапинками лесной птицы.

Охотники поужинали; усталость начинала клонить их головы; разговоры, и раньше еле вязавшиеся, совсем прекратились. Наконец, бросив мешок в изголовье, лесник заснул, положив ружье рядом с собой. Гриша, повернувшись спиной к огню, вскоре последовал его примеру. Севка долго ворочался с боку на бок, подбрасывал дрова в угасший костер, старался заснуть, но не мог. Его слишком переутомили впечатления длинного дн и оставшиеся сзади пятьдесят километров трудной дороги. Да, признаться, и лесника он побаивался. Мальчик лег на спину и смотрел через черные ветви сосен на кротко мерцавшие звезды. Высоко в темноте время от времени с сильным шумом быстро проносились на север стаи уток.