Формирование философии марксизма

О младогегельянце Мейене Энгельс говорит, что он в чреве матери Вольтера изучил. Эдгар Бауэр – снаружи франт, внутри же санкюлот задорный. Штирнер, сегодня мирно попивающий пивко, завтра станет требовать крови; уже сейчас он готов свергнуть не одних лишь королей, но и все законы. Тут же дается и характеристика Освальда, т.е. самого Энгельса:

А тот, что всех левей, чьи брюки цвета перца
И в чьей груди насквозь проперченное сердце,
Тот длинноногий кто? То Освальд – монтаньяр!
Всегда он и везде непримирим и яр.
Он виртуоз в одном: в игре на гильотине…

Берлинские «Свободные» во главе с Руге намерены прийти на помощь Бруно Бауэру. Последний все еще ведет бой с ортодоксами. Плечом к плечу с ним сражается и К. Маркс:

То Трира черный сын с неистовой душой.
Он не идет, – бежит, нет, катится лавиной,
Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный,
А руки он простер взволнованно вперед,
Как бы желая вниз обрушить неба свод.

На поле битвы оказываются и другие выдающиеся личности. Вот Фейербах, которого «Свободные» ведут в кабак. Начинается возлияние. Руге держит речь, которую Эдгар Бауэр и Освальд прерывают возгласами:

Прекрасных слов уже довольно ты, Арнольд,
Сказал. Мы ныне требуем другого: дела!

Руге отвечает с филистерской рассудительностью:

Наши дела лишь в словах; так было, и впредь будет долго,
С древа абстракции сам практики плод упадет.

Начинается дискуссия. Вдруг в кабаке появляется Виганд, влетевший через крышу на бумажном змее. Он приглашает «Свободных» в Лейпциг в свое издательство:

Да, в Лейпциг! – крикнуло собранье в увлеченьи; –
Оттуда выступим в последнее сраженье.

Тем временем пиетисты также не дремлют. Г. Лео, прослышав, что безбожники укрепились в Лейпциге, собирает верующих, чтобы сокрушить крепость Виганда. Он разъясняет верующим, что «гегелинги» представляют страшную опасность для веры и порядка:

Без фиговых листков по свету бродят черти;
К нам шлет великую блудницу Вавилон:
Богиню разума; дрожат алтарь и трон.
Чем Руге не Дантон? Второго Робеспьера
Мы видим в Бауэре! Марата-изувера
Еще превозойдет проклятый Фейербах!

И вот разгорается решающая битва между верующими и атеистами. Верующие начинают теснить атеистов, но, прослышав об этом, великие грешники, находящиеся в аду, порывают с сатаной, который оказался неспособным обеспечить победу безбожию, и сами устремляются на помощь младогегельянцам:

Толпу мятежников сам Гегель возглавляет,
Вольтер над головой дубиной потрясает…

Сатана, видя, что его приспешники выступили и против него («Свободные ничто святым не признают»), раскаивается, просит прощения у господа бога и становится в ряды защитников веры. Но ничто уже, как кажется, не может помочь верующим: безбожники одолевают их. Однако в самый критический момент происходит чудо: с небес спускается бумажный листок, сообщающий об увольнении Б. Бауэра из Боннского университета. Это полностью деморализует «Свободных»:

На землю падают злодеи без дыханья…
Того, кто сеет зло, не минет наказанье!

Не трудно заметить в этой шуточной поэме нешуточное содержание. Дружеские шаржи на отдельных представителей младогегельянства сплошь и рядом оказываются сатирическими портретами. И если пиетист сравнивает младогегельянцев с якобинцами, то авторы памфлета, по-видимому, не разделяют этой точки зрения. Насмешки над декларативной революционностью некоторых младогегельянцев – это, конечно, не позиция пиетиста. Смятение среди младогегельянцев после отставки Б. Бауэра – не насмешка, а констатация факта: младогегельянцы действительно не смогли достойным образом ответить на этот прямой удар реакции.