Форменное безобразие. Трилогия

Я не знаю, сколько прошло времени. Восприятие меняется, когда у вас что-то нестерпимо болит, но мне казалось, что прошла вечность. Слава Богу, у Долинского хватило ума воспользоваться ключом, а не звонить в дверь.

Ворвавшийся маленький вихрь отдалено напоминал моего напарника. Беспокойство, которое он испытывал, было настолько очевидно, что я практически начала подпрыгивать от его эмоций. А это было совершенно некстати.

— Успокойся, пожалуйста, — я посмотрела на него помутневшими от боли глазами, и увидела, как он вздрагивает от жалости. — Не надо меня жалеть. Меня надо лечить. Ты принес аптечку? Ты знаешь, что со мной?

Долинский покачал головой.

— Тебя надо вести в больницу.

— Игорь, мне лежать больно. Ты, как представляешь себе, процесс моей транспортировки? — Я собиралась огрызнуться, но у меня ничего не получилось.

Долинский, тем временем, пришел в себя и начал действовать. Он кому-то звонил, с кем-то разговаривал, светил мне в глаза фонариком, щупал пульс, в общем, изо всех сил изображал бурную деятельность и вспоминал, что по первой специальности, он, все-таки, врач.

— Я тебя обезболю, потом поедем, — сказал он мне и что-то вколол в попу.

Через 20 минут, когда ничего не произошло, я осторожно поинтересовалась, чего он ждет, потому что если он решил меня обезболивать, то сейчас — самое время, потому что я больше терпеть не могу.

Как показала практика, очень даже могу, потому что Игорь вколол мне что-то еще, что также успешно на меня не подействовало.

— Нет, я так и знал, что просто так, я от тебя не отделаюсь, — проворчал он, готовясь к третьему уколу, через полчаса после безуспешного второго. Я чувствовала, что он грани паники. — Тебе ж обязательно надо вкладывать сильнодействующие наркотики, причем на вполне законном основании. Давай руку.

Я дала. Я всегда открыта новым экспериментам, особенно, когда они обещают избавить меня от бесконечной и невыносимой боли. И мы начали играть в интересную игру: найдем у Маши вену. В конце концов, Гарик в нее выиграл, вену он нашел, и что-то в нее вколол. После чего сильно пожалел, так как, получив долгожданное облегчение, я просто вырубилась. Гарик меня одел, приподнял с горизонтальной поверхности и очень осторожно транспортировал в свою машину.

Как мы добрались до больницы, и что со мной делали потом, я помню плохо. Смутно припоминаю милую девушку, которая, то ставила мне капельницы, то делала уколы, и Гарика, который был рядом почти всегда, когда я открывала глаза.

Кончилось все почти также внезапно, как и началось. В один прекрасный момент, а он действительно был прекрасным, я не кривлю душой, я открыла глаза и поняла, что у меня почти ничего не болит. Что-то ныло, но по сравнению с тем, что было, это что-то смело можно было считать за ничего.

Несколько минут я просто счастливо воспринимала реальность. Потом в реальности нарисовался Гарик, который очень удивился моему бодрому виду.

— Ты страшная эгоистка, — заявил он мне, когда увидел мое улыбающееся лицо, — я, значит тут, ношусь в поте лица, работаю не покладая рук, а ты разлеживаешься в больнице. Как ты? — спросил он, осторожно присев на краешек кровати.

Я блаженно кивнула.

— Никогда больше так не делай, я в жизни так не пугался, — признался он. — Особенно когда вколол тебе кеторол, а тот вообще не подействовал. Я думал, все.

— Что со мной случилось?

— На тебя было оказано длительное очень мощное энергетическое воздействие, которое нашло слабое звено в твоем организме и вышибло его. В данном случае, это оказался позвоночник. Поэтому обычные лекарства не действовали. Пришлось, колоть очень сильные наркотики, чтобы снять боль. Я знал, что ты на все готова идти, чтобы словить кайф. Поделилась бы, что ли ощущениями.

— Ты некомпетентная дура, — сначала я услышала это, а потом в комнате появился Чарльз. — Я, тебе, что сказал, после того, как мы отработали? Недостаточно ясно выразился? Что тебе было непонятного в словах: обязательно прими холодный душ вот с этим?

— Чарльз, я…

— А теперь, видите ли, все считают, что я превысил свои полномочия, и чуть тебя не убил, хотя соблюдай ты обычную технику безопасности и, думая головой, всего этого можно было бы избежать, — стены больницы ничуть не повлияли на способность хранителя орать.

— Потому, что вы действительно превысили свои полномочия и чуть ее не убили, — огрызнулся Гарик. — Теперь, ей нужно будет очень долго восстанавливаться, и года два подобной работой вообще нельзя будет заниматься.

— Долинский выйди отсюда, — бросил Чарльз.

— Еще чего!

— Гарик, попросила я его, — меньше всего на свете мне хотелось слушать грызню Долинского и хранителя.